Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Нужна будет, в-третьих, и сильная власть для защиты этой собственности; тут, действительно, произойдет перемена прежних отношений; власть станет слугой народа, ибо народ будет полон инициативы и народ будет собственником; власть должна будет ограждать собственников против социалистов, против пролетариев так же, как против врагов и грабителей. Четвертое последствие той же свободы – желание, чтобы ей не ставили преград, чтобы для нее открылись все рынки и поприща; это будет толкать на объединение России; но это объединение России будет совмещаться с полным уважением к местным автономиям, языкам, культурам, ко всему тому, что не мешает хозяйственной эксплуатации. Вот целый ряд черточек, которые сложатся в определенную идеологию предприимчивого собственника, кулака; здесь не хватает одного – патриотизма.[Пропуск в тексте письма. – А. К. ] непременно, как результат той же свободы. Появится и как реакция против того унижения, которое мы переживаем, и еще будем переживать в момент проникновения в Россию иностранных капиталистов, проявится и как естественное последствие той психологии, которая будет у народа, в котором кипит экономическая жизнь, который и чувствует себя хозяином своей судьбы. Включить сейчас этот принцип в нашу идеологию, пока еще не решен вопрос об окраинах, тогда, когда он еще будет понят, прежде всего, как призыв к войне и к насилию против окраин, может быть, преждевременно. Патриотизм есть резюме всех гражданских добродетелей – сказал когда-то Гамбетта. С него нельзя начинать; но мы непременно придем к нему. А потому не родина, свобода и собственность, а пока только свобода и собственность, вот рычаг, на котором будут подниматься массы» [417].

Не дожидаясь ответа от Бахметева на свое письмо, Маклаков направляет 10 января 1922 г. новое послание, полное намеков и на анонимный источник информации, который имел несколько «интересных свиданий с Красиным» (исходя из текстов предыдущих писем данным человеком был не кто иной, как Ю. В. Ключников). Это дает нам основание предположить, что контакты Маклакова и Ключникова продолжались и после конфликта по поводу публикации писем в журнале «Смена вех». Вот достаточно характерный отрывок из письма от 10 января: «Я не хочу на письме говорить то, чего не имею права Вам сказать, но предлагаю Вам догадаться, о чем и о ком говорил я в моих предыдущих письмах по поводу некоторых интересных свиданий с Красиным; здесь могут явиться перед нами новые комбинации, переговоры (более или менее открытые) большевиков уже не с Черновым и левыми эсерами, а с руководителями зеленого движения. Говорю об этом Вам, и только Вам, под условием не говорить это ни под каким видом Милюкову, Авксентьеву и Львову. Но знайте про эти начавшиеся переговоры, чтобы они Вас не застали врасплох и чтобы Вы при знании о них могли объяснить некоторые политические события» [418].

В ответном письме от 16 января 1922 г. Бахметев подробно остановился на смысле политики примирения: «Когда я говорю о reconciliation [419], или вернее, об «apaisement» [420], я имею в виду усталость России от гражданской войны, от гнета террора, от голода и холода; желание спокойствия; реакцию психологическую и бытовую; совокупность настроений, ищущих внутреннего и внешнего успокоения. И вот этот лозунг «внутреннее и внешнее успокоение» и должен явиться центром позиции конструктивного антибольшевизма. Русская заграница должна нести мир, конструктивное творчество, а не заниматься пустым бряцанием жестяными саблями и показыванием кулака в кармане. Но идея успокоения, внутреннего мира связана с осуществлением известных органических перемен. Сформулируйте правильно эти перемены; объясните, что необходимо для того, чтобы Россия вошла в период конструктивности, и выразите желание активно работать, как только эти перемены будут осуществлены. Наталкивайте заграничную государственную мысль на поддержку программ или позиций, формулирующих эти перемены, как реальные условия осуществления того, что нужно как России, так и Европе. Бурцев мне ответит, что он все это сформулировал, что эпоха конструктивной жизни начнется после свержения и т. д. Но дело не в словах, а в действительности. Официальная антибольшевистская мысль несет войну, а не мир; все отлично понимают, что, захватив власть, заговорщики и милитаристы России не успокоят, а только повторят историю прошлых лет с оборотной стороны. Мировое общественное мнение гораздо реалистичнее и чутче, чем обычно люди думают. Мировая психология интуитивно оценивает реальные отношения вещей и бессознательно подходит к тем же умозаключениям, к которым часто приходите Вы в Ваших, искренних и не стесненных условностями критики среды, письмах. Почему Америка может говорить правильно, а Европа нет. То, что Европе нужна больше Россия, казалось бы, должно заставлять ее лишь больше думать, более интенсивно и более ответственно; подходить к вопросам с более реалистической стороны. Не потому ли Европа мечется и принимает какие-то идиотские решения, что ей буквально не за что уцепиться; потому что она чует в уступках Ленина мощную поступь жизни, а в разглагольствовании русских антибольшевистских групп лишь пустословие и зрячее бряцание» [421].