Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Таково же мое отношение и к с[оциалистам] – р[еволюционерам]. Меня совершенно не интересует их партия в прямом смысле слова; все же меньше я считаюсь с Черновым и т. п. талмудистами, которые, по сути, почти такие же большевики, но которым, я твердо верю, в будущем не будет места. Меня с. р. интересуют вот почему: в постройке будущего русского государственного здания огромную роль должны играть крестьяне. Как все другие классы, они должны будут пройти период эволюции и приспособления. Главная часть этого развития уже совершилась: нет человека, который бы не признавал, что школа большевизма принесла огромные плоды крестьянской массе. В крестьянской среде, насколько я могу судить, уже сейчас слагаются элементы будущей организации. Это все тесно переплетено с тем, что можно назвать деревенской интеллигенцией, а эта интеллигенция в значительной мере примыкает к с. р. С. р. – ство для них сейчас является не столько какой-то определенной программой или даже платформой, как внешним объединяющим признаком и родственностью психологии. Принадлежность или примыкание к какому-то прошлому политическому образованию открывает естественные пути к солидарности и взаимному доверию. По существу, надо думать, что вся эта интеллигенция проходит тот же путь изменения своей политической и экономической психологии, который проходит крестьянская масса. Когда спадет большевистский футляр, мы вдруг увидим, что все эти люди фактически проникнуты собственнической психологией и являются руководителями фермерских настроений. Ведь французские радикалы-социалисты тоже представляли что-то другое в прошлом. Разительный пример этому – Авксентьев. Я с ним несколько раз разговаривал тут: в нем и тени нет социализма, он самый форменный буржуазный демократ.

Вот с этой точки зрения понимания вещей в процессе развития я и считаю необходимым подходить ко всем русским внутреннеполитическим течениям. Весьма возможно, что такую философскую позицию можно занимать только здесь, не видя этих течений и не сталкиваясь с их повседневными проявлениями; но я думаю, сказанного достаточно, чтобы успокоить Вас и ответить на Ваши рассуждения о различных течениях…

…Вот здесь-то и нужно иметь в виду ту неизменно правильную мысль, что спасение России пойдет не от эмиграции, а от процессов, развивающихся внутри самой России, и что всякий, кто судит о России по соотношению сил в Париже и в других центрах заграничной эмиграции, является в сильной степени жертвой политико-оптической аберрации» [411].

В конце данного письма Бахметев высказывает свою точку зрения на «сменовеховство» (называя его «веховством»), не соглашаясь при этом с суждениями Маклакова: «Вы абсолютно правы, говоря, что все произойдет от России, и я с трепещущим интересом слежу, прежде всего, за большевистской печатью, констатируя, что происходящий в России процесс развертывается ныне с титанической быстротой и последовательностью, подрывая фундамент большевистского здания.

Из этого только не надо делать выводов в направлении веховцев. Это течение я просто считаю дряблым желанием приспособиться; это вроде тех американцев, которые настаивали, чтобы правительство здесь пошло по пути Л. Джорджа, так как иначе англичане получат выгоды, а американцы их лишатся. Если Вы меня спросите – что делать русским за границей (я имею в виду, конечно, внутреннюю борьбу), я Вам не сумею ответить. Вернее, я смогу Вам ответить общей фразой: способствовать развертывающимся внутри страны процессам. Как это фактически сделать, я отсюда не знаю. Может быть, ничего нельзя сделать, может быть, можно; в двух вещах, однако, я твердо убежден: прежде всего, я утверждаю, на основании собственного опыта, что можно достигать совершенно определенных результатов в области иностранного окружения России…

…Одной из главных причин того, что большевики не пали, является факт, что такой идеологии нет. В истории всегда выходит так, что известное правительство или группа не проваливаются раньше, чем для них не выработается заместителей. Когда я говорю о заместителях, я вовсе не имею в виду какой-то стройной организации, способной произвести революцию и затем встать во главе правления по точно выработанным планам и диспозициям. Я даже не имею в виду отдельной программы или платформы, как, скажем, имеется у савинковской группы. Тут дело идет о гораздо более обширном и универсальном и, может быть в силу этого, неорганизованном; дело идет о каких-то общих началах будущей политической и экономической деятельности, которые коллективно противопоставляются существующему строю. Такие принципы, например, постепенно выработались при царизме вокруг либеральной идеологии. Эта идеология составляла содержание «несбыточных мечтаний». Сейчас такой идеологии нет и этот факт, может быть, один из самых сильных устоев большевизма. По моему скромному суждению, пока такая идеология более или менее не образуется, – большевиков не свалить.