Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Следующее письмо от 27 января 1922 г. Бахметев начинает знаменательным замечанием: «Я опять у Вас в долгу. Вчера получил Ваши письма от 9-го и 10-го января, а между тем, я не ответил Вам на сборное письмо от 29-го декабря – 3 января. Вы касаетесь таких многочисленных вопросов, что за Вами не поспеешь. Кроме того, я завидую Ключникову, который имеет возможность обдумывать и отделывать свои мысли» [422]. Можно предположить, что Бахметев этим эзоповым языком говорил не столько об отсутствии времени для написания писем, сколько о несвободе, связанной с его официальным положением посла.

Данное письмо начинается рассуждениями Бахметева о политических группировках: «Мое отношение к политическим группам. Очень трудный и щекотливый вопрос не только в силу его характера. Я привык быть с Вами абсолютно откровенным; конечно, знаю, что Вы меня не выдадите. Трудно ответить по существу. Вы знаете про ответ одного кавказца, который на вопрос, который из двух людей ему больше нравится, ответил: «Оба хуже». Мое отношение примерно соответствует ментальности кавказца. Откровенно говоря, все плохи; я не мог бы идентифицироваться ни с кем. Прежде всего, нет веры, той, о которой Вы так красиво пишете. Есть правая или левая рутина, революционная или реакционная обывательщина. Нет воодушевления, созидательного творчества, даже правильного понимания» [423].

Далее Бахметев подробно рассматривает перспективы развития России: «Разочаровавшись в пении хором: «свергнем, свергнем, свергнем», – они перебрасываются в маразм «Смены вех». Вы бесконечно правы, определив сущность будущей России как «свободу и собственность». Идеология будущего – это сочетание экономического собственнического фундамента с соответствующей политической крышей. Обе стороны тесно переплетены. С этим связана сущность большевистского кризиса, тех бесплодных мук, которые переживает правое крыло, пытаясь удержаться у власти, наладив производство. Кризис заключается в бесплодности использовать обрывки капиталистической экономики для укрепления социалистического здания. Это все те же причины, которые делают невозможной большевистскую эволюцию. Только в силу этого совершенно бесполезно следовать советам Красина. Экономика, основанная на собственности, не может развиваться и осуществляться без свободы. Под словом «свобода» я понимаю быт, построенный на индивидуализме, на свободе занятий всякой деятельностью. Капиталистическая экономика, как видно, не так проста; одной жадностью не поможешь. Нужна уверенность в прочности политического и социального быта. Экономическому индивидуализму соответствует режим, в котором как принцип человек свободен делать все, кроме того, что специально запрещено законом или нормами морального поведения» [424].

Через месяц, 23 февраля 1922 г., Маклаков вновь пишет об отсутствии реальных сил, способных извне уничтожить советскую власть: «Нужно смотреть на вещи прямо: никакой силы, которая бы разложила большевизм извне, не только не существует, но и не предвидится. Только начало производства создаст новый производящий класс, который не только потребует, но и добьется своего участия в правительстве. Пусть это первое время будет сопровождаться развалом страны, распадением ее на мелкие ячейки, это распадение все-таки же сделает то, что нужно, выделит и выдвинет новых способных к управлению других людей» [425].

А через несколько дней, в письме от 4 марта 1922 г., он опять поднимает вопрос о необходимости изменения тактики в отношении большевиков: «Если бы белые движения одолели большевизм, и после них создалась бы народная власть, все то, что мы думаем о производстве, совершилось бы под этой властью легче. Поэтому, пока война была мыслима, мы могли говорить: сначала низвергнем большевиков. Но, когда война кончилась, и все надежды складываются из элементов экономического характера, из доедания последних остатков старых запасов, из восстановления производства их, словом, когда только этими средствами может быть свалена захватившая Россию сила, подобно тому, как работа мелких микробов убивает сильные организмы, простая добросовестность требовала, чтобы эмиграция вглядывалась в черты этого процесса и свою политику строила на помощи ему. И когда вместо этого представители эмиграции повторяют по-прежнему: сначала «долой большевиков», – то это признак того недомыслия и нереальности, которые и в былое время отличали нашу оппозицию…

…И теперь Милюков повторяет прежнее рассуждение: «Большевики, конечно, падут, отвалятся как шелуха, но только когда в самой России начнется здоровый процесс оживления и работы»; этот процесс необходим потому, что без него жить стало невозможно, но вместо того, чтобы напрячь свои силы на этот процесс, Милюков повторяет: «Необходимо чтобы сначала ушли большевики», и чуть ли не от самих большевиков ждет этого великодушного жеста» [426].