"Колокол" - значилось в заголовке. "Прибавочные листы к "Полярной Звезде". Лист 75. 1 июля 1860". Ниже крупным шрифтом с жирным восклицательным знаком: "Розги долой!" И в тексте о телесных наказаниях: их "...надобно запретить управляющим, старостам, дворецким и запретить так, чтоб крестьяне знали, чтоб дворовые знали!".
- Хорошо бы! - горячо воскликнул Гошка. - А то ведь как зверствуют!
А Николай Иванович, словно фокусник, выхватил из пухлой "фортификации" еще один сюрприз: тоненькую, сильно зачитанную брошюрку в зеленой обложке. "Голоса из России. Книжка V. Об освобождении крестьян в России", - прочитал Гошка.
- Здорово! Откуда они у вас?
- В Лондоне в эмиграции живут два замечательных русских человека: Герцен и Огарев. Они основали Вольную русскую типографию и издают то, что невозможно по цензурным условиям напечатать на родине.
- И присылают вам?
- Ну, положим, не прямо мне. Но, в конечном счете, как видишь...
- А вы уже дальше?
- Угадал. Кстати, мы распространяем не только лондонские издания, но и свои, русские.
- И я вам буду помогать?
- Если захочешь и не побоишься. Учти, это дело опасное. И ответственное. Попадешься - поставишь под удар, а то и погубишь других.
- Я храбрый! - выпятил Гошка грудь и тут же застыдился своего хвастовства. - Правда, не трус...
- Верю, мой милый. Ты это доказал в Каменке. Но помни, у настоящего революционера должны быть две непременные спутницы: смелость и осторожность, обе одинаково важные. Потеряй он любую из них - бесполезный и даже опасный человек для товарищей и единомышленников.
Так Гошка Яковлев, он же Кирилл Розанов, он же Букинист, он же... впрочем, имен у него набралось со временем много, - оказался среди людей, которые о других думают больше, чем о себе, и собственные жизни не просто посвящают, а в самом прямом смысле отдают делу, которое им самим не сулит никакой выгоды, а, напротив, лишь труд, страдание, часто - смерть.
Гошка справлялся со своими новыми обязанностями легко, будто играючи. Помогали веселый, общительный характер и Сухаревская выучка. Придумали удобную, не вызывающую подозрения ширму. Ходит смышленый и бойкий мальчик из книжной лавки по дворам и домам, покупает бумажное старье, дешевые потрепанные книжки продает. Дело понятное, коммерческое, хоть и мелкое, но тут уж, как говорится, каждому свое: по Афоньке шапка. За день домов пятнадцать, а то и более обойдет. И в один-другой доставит пирожки с нелегальной начинкой, остальное - для отвода глаз. И как было сказано, не только лондонскими изданиями занимался Николай Иванович. Много недозволенных стихов ходило по рукам, иногда отпечатанных типографским способом, чаще литографированных. Их тоже мог получать свой, надежный человек в скромной лавочке Николая Ивановича или через Гошку. Плохо ли конспект лекций по древнерусской литературе, а в середке стихотворение Плещеева или, того чище, революционная прокламация.
Новые друзья многому учили Гошку.
- Настоящий революционер должен знать больше и шире, нежели обыкновенный человек, - любил повторять Николай Иванович.
Услышав эту фразу впервые, Гошка спросил, ведь речь шла и о нем:
- А революционер - не обыкновенный человек?
- В известном смысле - да. Он тот инструмент, тот рычаг, с помощью которого история движется вперед. Обыкновенный человек думает о себе, о своих близких, о своем деле, науке, наконец. А революционер думает обо всех, о будущем своего народа, своей страны, всего человечества, о преобразовании общества на справедливых началах. Потому, с моей, по крайней мере, точки зрения, он не принадлежит себе и должен обладать огромной суммой знаний, чтобы найти один-единственный верный путь, по которому следует идти ему самому и вести за собой других.
Гошка любил разговаривать с Николаем Ивановичем. Другие - те, кто преподавал ему различные предметы: историю, математику, физику, относились к нему несколько свысока или снисходительно, как учителя к ученику, знающему бесконечно меньше их самих. Николай Иванович не учил, не наставлял, а как бы делился своими знаниями с равным себе человеком. У него было неоценимое качество: Гошка не чувствовал себя при нем мальчишкой, - а точно таким же взрослым человеком, лишь несколько менее знающим, но наверстывающим упущенное, восполняющим пробелы своего образования.
За конспиративными делами и поручениями, учебой и исполнением обязанностей в книжной лавке - от этого Гошку никто не освобождал - время летело с ошеломляющей быстротой. Не успел оглянуться - нет дня, недели, месяца. Промелькнули и остаток лета, осень, наступила зима. Гошка не был посвящен во все то, что происходило в университете и городе. Но чувствовал, что обстановка накаляется, готовятся какие-то события.
Читать дальше