Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

При оружии Стабарин держал троих дворовых. Оружейного мастера и двух его помощников. От них Гошка принял оружейную науку.

На памятные именины Стабарин, желая похвастаться перед графом, велел Гошке, стоявшему подле двери:

- Подай саадак царя Алексея Михайловича!

Гошка с недоумением вытаращился на Стабарина: слово "саадак" слышал впервые.

- Болван! Позови Михайлу!

Обрадованный, что дешево отделался, Гошка ринулся разыскивать оружейного мастера. Апостол Петр на другой день сказал Гошке:

- Передай Михайле, я велел разъяснить все про бариново оружие.

Михайла, хмурый неразговорчивый мужик, дело знал на совесть. Выбравши время, когда Стабарин поехал к соседям, повел Гошку в кабинет:

- Гляди и запоминай.

И принялся снимать со стены один предмет за другим:

- Вот он и есть саадак, то есть колчан для стрел, будто бы принадлежавший царю Алексею Михайловичу. Это пищаль, сработанная аж при великом князе московском Дмитрии Ивановиче, прозванном Донским. В тую пору оружие для русского войска редкое.

В Гошкиных руках побывали диковинные вещи. Но более всего ему пришлись по душе не отделанные золотом, костью и перламутром редкости, а обыкновенные новые револьверы. Вот действительно надежное оружие! Никелированный блестящий корпус, и в нем круглый барабан на шесть патронов. Взвел курок, нажал спусковой крючок - бабах! Взвел еще раз, нажал - бабах! И так шесть раз подряд.

Доступ в Стабаринов кабинет оказался для Гошки сущим подарком судьбы. Чего греха таить, был он, как все мальчишки во все времена, неравнодушен к оружию. Мастерил дома, в Москве, с приятелями самодельные луки и деревянные кинжалы и сабли. А здесь не только настоящее, боевое, но еще и отборное оружие. Каждая вещь примечательна: одна - пышной парадностью, другая - тонкой искусной отделкой, третья - добротностью материала, из которого сделана, четвертая - необыкновенным происхождением.

Вскорости после первого урока, данного Михайлом - оружейным мастером, Гошка мигом подавал барину необходимое. Он теперь присутствовал не только на будничных семейных трапезах Триворовых, но прислуживал Александру Львовичу всякий раз, когда в доме бывали гости. Вот тут Гошка всегда держал ушки на макушке. Баре не стеснялись крепостного мальчишки и разговаривали вполне откровенно. И если женщины иногда по-французски, то мужчины почти всегда по-русски. И много, чрезвычайно много интересного для себя узнавал Гошка, молчаливый, однако очень внимательный слушатель. Да и как иначе, когда большая часть споров и бесед прямо касалась его самого и других крепостных.

Больно было глядеть, как изводятся на месячине родные, без своего угла, на скуднейшем пропитании. Тощие, оборванные, словно нищие, с почерневшими скорбными лицами и тоской в глазах - такими стали и мать, и отец, и дядя Иван с теткой Пелагеей, и прежде упитанный, любивший поесть Мишка. Гошка старался помочь родне. Ну, утаит кусок хлеба, выклянчит на кухне пирога с барского стола - разве этим накормишь пятерых? Дед и того не мог.

Потому каждое слово о грядущей воле Гошка ловил с жадностью. Ах, как часто самому хотелось вступить в разговор. Так ведь случись это, баре, должно быть, удивились бы больше, чем ежели бы по-человечески заговорила Милка, любимая борзая Стабарина.

Звездный Гошкин час и катастрофа пришли внезапно. Причиной и виной оказался он сам.

Перед вечерним чаем, который назывался, по порядку, заведенному молодой барыней Натальей Дмитриевной на английский манер: "файф о клок", в начале аллеи, ведущей к дому, показалась новенькая, нарядная коляска. На облучке сидел румяный кучер, одетый в городское платье, а за ним под козырьком, защищавшим от солнца, - баре, которых Гошка уже видел, помещик здешнего уезда Василий Николаевич Горюнов с супругой. Их с несколько преувеличенным радушием встретила Наталья Дмитриевна. Горюновы были людьми состоятельными, зиму живали в Петербурге, чего молодые Триворовы себе не могли позволить, и для Натальи Дмитриевны были поставщиками столичных новостей и источником тайной зависти. Одевалась Елена Сергеевна по моде и дорого, выписывала шляпки и перчатки из Парижа, с демонстративным пренебрежением относясь к французским товарам, привозимым в Россию.

Горюновы были приглашены на чай. За столом на веранде, кроме своих, разместились студент, репетитор Николаши, сосед Триворовых, тоже помещик, отставной штабс-капитан Коровин, и Горюновы. Два лакея в белых перчатках подавали господам. Гошка, по обыкновению, подпирал косяк двери, ожидая приказаний Стабарина.