Г Кунгуров - Артамошка Лузин

Филимон собрал всех вожаков и старшин от разных войсковых частей. Говорил недолго, и решили немедля ударить по острогу со всех сторон.

В назначенный час огромная рать двинулась к неприступному острогу. Буряты ударили с востока, эвенки - с запада, русская вольница пошла напрямик.

Дозорный с башни острога увидел, как к острогу плыли по земле три огромные тучи, и кубарем скатился с башни. Перепуганный приказчик заметался по острогу, как крыса в крысоловке. Сторожевые казаки, стрельцы да служилые люди нехотя вставали к бойницам и башенным оконцам. Гнев приказчика им был не страшен, коли надвигалась неминуемая смерть.

Дрогнул острог, заметались в нем людишки, будто муравьи в разоренном муравейнике. Приказчик растерянно бегал. Он решил сам взглянуть на врагов. С трудом взобрался на шатер башни, приложил руку ко лбу, чтоб солнце не мешало, и обомлел. Двигалась к острогу огромная осадная машина; разглядеть ее приказчик не мог - была она укрыта со всех сторон зелеными сосновыми ветками. Перепуганного приказчика едва успели стащить с шатра. Страх обуял острожных людей, приготовились они к смерти.

Филимон на вороном коне вихрем несся к острогу, размахивая кривой бурятской саблей. За ним - кто на коне, кто пешим ходом - торопились ватажники. Острог окружили с трех сторон. От конского топота, людского крика стонала земля, тучи стрел затмили солнце. Острог молчал. Бурятские всадники на разъяренных конях гарцевали у самого рва. Эвенки-лазутчики ловко метали через высокую стену камни с привязанными к ним пучками горящей травы. Смельчаки подбегали к самой стене и с высокого бугра громко кричали, чтобы сдавался враг, потрясали топорами, грозили изрубить острожную стену в щепки.

Ватага грозной лавиной катилась к острожным воротам. Были они двойные, кованые. По бокам возвышались защитные башни с бойницами. Воеводские казаки палили из пищалей, лили горячую смолу. Когда ватага подошла близко, казаки ударили из пушки-маломерки. Ватага откатилась, оставив на желтом валу убитых и раненых.

"Неуспех!" - шептал Никита Седой. Но Филимон с кучкою храбрецов бросился вперед. Ударили они из пищалей по просветам в башнях, по черным бойницам. Не ожидали этого острожные казаки, растерялись, замолчали. Филимон командовал Никите Седому:

- Подкатывай ближе, ломай створы! Выше вздымай цепи!

Ватажники кричали:

- Филимоново осадное чудище идет!

- Смерть Христофорову осиному гнезду!

От первого удара застонали ворота, затряслись стены и башни, упала верхняя перекладина со щитком, на котором искусно вырублен зверь хвостатый - соболь; государев казенный знак. От второго удара затрещали затворы, железный нос вгрызался, рушил, кромсал защитные брусья, выламывал бревна. Никита Седой горячился:

- Круши под корень! Наддай с размаху!

- Ломай! - кричали ватажники.

Взлетело на цепях бревно - железный нос, с огромной силой грохнуло, как гром ударил, земля задрожала. Рухнули острожные ворота, ринулись в пролом ватажники. Словно буйная река в половодье, ворвались они на острожный двор.

- Бей мучителей!

- Круши лиходеево гнездо!

- Бей, чтобы не жили!

Переловили ватажники приказчиковых слуг и казаков острожных. Каких побили насмерть, каких покалечили, чтоб рук не поднимали против вольницы. Вверх дном поставили двор, но злодея кровавого - приказчика и его близких помощников - палача, попа да подьячего - так и не сыскали. Потаенным ходом вышли они на Ангару и тайно уплыли, спаслись лиходеи от расправы.

Хмурился Филимон, рвал зубами ус, от огорчения слова вымолвить не мог.

Ватага громила острог. Стучали топоры, летели крепкие засовы. Рухнула со скрипом и скрежетом высокая клеть; в ней хранилось домашнее добро приказчика. Вмиг полетели над головами шубы, мешки, посуда, пушнина. Выкатили запасы пива, меду, солений, варений, сушений, что замуровано в жбанах, бадьях, бочках.

Неожиданно появилась толпа баб. С визгом и воплем рванулись и они в острог. Разъяренные мужики кричали:

- Гнать баб!

- Какая такая война? Где баба - там грех! Гнать!

Бабы голосили:

- Не обидьте! Дайте урвать добра из амбара грабежника-приказчика!

Ломали амбар. Скрипела и плакала амбарная дверь, железом кованная. Скрежетали засовы крепкие.

- Хлеб! - стонала толпа. - Хлебушко! Корм родимый!

- Делить!

- Мерой делить, чтоб без обиды!

Вмиг амбар очистили. Хлебные запасы поделили честно.

Чалык и Артамошка ходили надутые, как пузыри, - за пазухой у них целые склады: там и пряники, и куски сала, и рыба, и леденцы, и сухари, и чего только нет.