Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

Это догматическое здание, руководящие мысли которого в основе не были ни глубокомысленными, ни новыми [316] Беренхорст в письме к Валентини (15 января 1805 г.) находил только учение и определение градусов операционного угла новым. , явилось ярким отражением идей и формул XVIII века. Несмотря на резкий контраст с переживаемой эпохой, на провозглашение, например, конца всяким сражениям в год Аустерлица или на проповедь возможности вечного мира, благодаря усвоению правильной военной теории [317] Повторение мысли Де Линя. , в годы непрерывных походов Наполеона Бюлов, благодаря блестящему языку яркости образцов, подъему, а главное — дерзкой самоуверенности, произвел большое впечатление на современников и прослыл за «гениального толкователя нового времени». Для нас эта писательская фигура, несмотря на некоторые прогрессивные и даже пророческие проблески в его книгах является не более как типичным продуктом XVIII века, с которым он сближался и по сути, и по форме своего учения.

Но в умственных переживаниях Клаузевица парадоксальной и кичливой, но бесспорно талантливой фигуре Бюлова принадлежит крупное место. Своими научными экстравагантностями и геометрическим формализмом Бюлов пробудил в душе молодого мыслителя целый поток мыслей, потекших в совершенно ином направлении; он дал Клаузевицу программу, опрокинув части которой вверх дном, последний построил свою систему Бюлов явился для Клаузевица учителем наизнанку. С другой стороны, как ни был суров Клаузевиц к Бюлову в молодые годы, однако потом, едва только последний сошел с писательской арены, он иначе посмотрел на сложный, противоречивый, но полный блеска, творчества и вдохновений арсенал мыслей и чувств, оставленный преждевременно погибшим мыслителем, и Клаузевиц много потом заимствовал из этого неисчерпаемого и незавершенного источника.

Уже вполне на новой почве Наполеоновской стратегии выросли мысли Жомини, сверстника Клаузевица [318] Труды Жомини в России являются общеизвестными. . В военной литературе он долгое время являлся полноправным конкурентом немецкого теоретика [319] Отзвуки этих сражений мы можем найти даже и в наши дни. См., например: Камона, с. 237–238. Camon. Clausewitz. .

Подытоживание их ценности произошло в тридцатых годах, когда Жомини, неоднократно уязвленный Клаузевицем, в свою очередь перешел на него в атаку, хотя, правда, довольно бледную [320] См. примечание Жомини к «Precis de l'art de la Guerre» [ «Очерки военного искусства» (франц.) Прим. ред. ], 1836. .

Нужно отметить, что Жомини за год до того, как Клаузевиц опубликовал свою первую анонимную статью, выступил с обоими первыми томами своей программной работы «Traité des grandes operations» [ «Трактат о великих походах» (франц.) ] [321] Французский биограф и исследователь Жомини Lecombe упоминает, что будто бы Наполеон был крайне недоволен разоблачением его приемов вождения со стороны молодого швейцарского офицера, но тот же Наполеон, в разговоре в 1812 г. с нашим посланником Балашевым обмолвился такой фразой: «Vous croyez tous savoir la guerre parce que vous avez lu Jomini; mais, si son livre avait pu vous l'apprend l'aurais — je donc laissé publier?» [ «Вы полагаете, что все знаете о войне, поскольку прочитали Жомини; но если бы его книга могла Вас этому научить, неужели я бы позволил ее опубликовать?» (франц). Прим. ред. ] У Кэммерера приводятся еще две версии по этому поводу. Саеттеrеr. Entwicklung… С. 22. . Содержание книги являлось в высшей степени актуальным и современным, в нем Жомини явился первым и удивительно метким толкователем Наполеона, но по своему мышлению, особенностям изложения, склонности к старым геометрически-топографическим основам и, наконец, по своему увлечению неподвижными принципами и правилами Жомини остается в тесном родстве с теоретиками XVIII века. Без глубокой исторической перспективы он старался военное искусство своего времени взять в узкие догматические рамки, как то делали упомянутые теоретики со своим. Конечно, наполеоновская стратегия с ее логической ясностью, простотой комбинаций и связностью частей легко вела к познанию присущих войне сил, но ограниченность и частность наполеоновских приемов легко бы выявилась при первой попытке исторического сопоставления. Но и эту, несколько однобокую стратегию Жомини старался забрать в рамки догматической схемы и ее содержание уложить в ящик ограниченного числа правил. Действия по внутренним операционным линиям — этот термин им же был и создан — были для него неизменной и безошибочной основой стратегического искусства. При этом он с почтением относился к математическим расчетам Бюлова и стоящему в связи с этим учению о местности. Безопасности операционной линии — этой отрыжке XVIII века — Жомини придавал столь большое значение, что в своих толкованиях Наполеона из этого часто азартного игрока сделал человека, только и думающего о своем тыле. Жомини странным образом забыл в Наполеоне воплощение военного гения, пугало своего времени, потрясавшее мир раскатами своего гнева и мести [322] Это отчасти упустил из виду и Клаузевиц. , и на фоне этого нервного гения создал ремесленную удобопонятную теорию войны, сколок со старых теорий.