Эрих Машке - Немецкий орден

В 1522 году, принимая участие в рейхстаге в Нюрнберге, великий магистр увидел, какой богатой духовной жизнью живут местные горожане, и понял, что нужно было Пруссии. Однако куда важнее для него была встреча с нюрнбергским реформатором Осиандером, проповеди которого произвели на него глубочайшее впечатление. Он начал склоняться к учению Мартина Лютера. Вначале, уступая требованиям своей политической деятельности, он не решался принять его полностью. Но кроме политических, у великого магистра были и духовные обязанности перед орденом. Вопрос о реформе ордена, возникший еще в XV веке, сейчас был актуален как никогда. Папская курия тоже нуждалась в некотором обновлении. Так не логично ли было поручить решение этого вопроса тому, в ком жил истинный дух реформации? Уже осенью 1521 года среди братьев родилась мысль послать орденские статуты Мартину Лютеру, чтобы тот высказал о них свое суждение. Однако этот план так и не был осуществлен.

Зоркий глаз непременно заметил бы, что в великом магистре произошла некоторая перемена. Папа недоверчиво наблюдал за его поведением; по курии ходили слухи, что Альбрехт принял новое учение. В конце 1522 года Лютер уже знал об этом: «Говорят, он не должен дурно думать о Евангелии». Летом следующего года великий магистр решил сам тайно разыскать реформатора. Речь по-прежнему шла не о роспуске ордена, а о его реформировании — начиная с руководства и заканчивая рядовыми членами. Осенью 1523 года Альбрехт Бранденбургский и Мартин Лютер встретились. По пути из Берлина в Нюрнберг Альбрехт, сделав крюк, заехал в Виттенберг, где искал Лютера. Альбрехт снова предложил реформатору заняться усовершенствованием правил ордена. В ответ Лютер, как сам он позднее рассказывал, посоветовал ему забыть эти бессмысленные и глупые правила, взять себе жену и установить в прусских землях ордена политическую власть, превратив их в княжество или герцогство. Более подробно Лютер изложил свое отношение к Немецкому ордену в послании «К господам Немецкого ордена, о том, что надлежит им избегать ложного целомудрия и стремиться лишь к истинному целомудрию в супружеской жизни». Он предлагал отменить целибат и секуляризовать орденское государство, а братьев назначить на светские должности; так они могли бы «с христианским смыслом и с одобрения подданных» сохранить во владении Пруссию.

Реформатор обозначил главную задачу. Еще столетие назад Генрих фон Плауэн попытался по-новому выстроить отношения между орденом и государством, но прежде сословия повлияли на характер государства «снизу» и «изнутри»; теперь же оставался лишь завершающий штрих: изменить саму форму власти и установить тем самым новые, рациональные отношения между сувереном и подданными, между правительством и народом. Лишь тогда власть вновь обретет свое право и свою истинное назначение.

Если великий магистр и утвердился, наконец, в этой мысли, отбросив иные свои намерения и планы, то, главным образом, потому, что Немецкий орден в целом теперь иначе относился к его должности и к прусскому государству. И в Германии, и в Ливонии магистры ордена добивались, и не без успеха, передачи им суверенных прав, то есть положения самостоятельных правителей, практически равного позиции великого магистра. Его же собственная должность, с тех пор как был подписан второй Торнский мир, уже не имела прямого отношения к империи. Стремление к самостоятельности, уже начиная с XV века, было главным в политике германской ветви ордена, который, не имея прямого отношения к государству, содержал в Германии огромную разветвленную структуру; теперешние же шаги магистра этой ветви были лишь логическим завершением политики его предшественников. Однако великий магистр был не только главой Немецкого ордена, он был также и прусским государем. И если бы теперь он ограничился этой должностью, то прусское государство перестало бы считаться владением Немецкого ордена (впрочем, орден никогда и не рассматривал прусские земли как свои владения, хотя на их собственных государственных функциях это никак не сказывалось). А германский магистр своими действиями лишь ускорял отделение прусского государства от Немецкого ордена. В результате этого отделения прусские земли стали бы гораздо больше зависеть от условий второго Торнского мирного договора, зато германская ветвь ордена тем самым избавилась бы от возможного соперника внутри империи. В целом же, однако, точка зрения германской ветви ордена сводилась к тому, что прусское государство стало самостоятельным организмом, и потому его необходимо отделить от глобальной структуры ордена и предоставить своему собственному политическому развитию. Но уже после того, как Пруссия стала светским герцогством, орден вплоть до XVIII века сохранял свои притязания на прусские владения. А ведь он сам прежде добился того, что Пруссия как некая независимая государственная сущность была отделена: орден отказал Альбрехту в праве, которое тот тщетно отстаивал, утверждая, «что великий магистр осуществляет истинную власть от лица всего ордена». Тем временем магистр ордена в Германии — а ему вторил ливонский магистр — принялся настаивать на том, «что германский магистр имеет особое княжество», и, как выразился весной 1524 года Альбрехт, вынудил тем самым и великого магистра ограничить свои обязанности суверена лишь Пруссией, а потом передать государству то, что ему принадлежит.