Эрих Машке - Немецкий орден

Сам орден противостоял Герману фон Зальца на генеральном капитуле в Марбурге в 1237 году. По правилам ордена, великий магистр должен был согласовывать свои действия с конвентом ордена. А этого согласия он не получил. Теперь он вообще не имел права вмешиваться в ломбардский вопрос. Ведь братья ордена принадлежали к немецкой аристократии и тоже жаждали путем имперской войны заставить города Северной Италии повиноваться. Император, по выражению Германа, уже готов был «дать волю воинственности своих германцев», а князьям и дворянам просто надоело вести переговоры. И судя по тому, что императорское войско одержало победу над Ломбардией в ноябре 1237, они были правы. Именно теперь стала очевидна вся трагичность исторической роли магистра. Он сказал о себе однажды, что дорожит честью империи и церкви, и вот теперь Григорий IX настаивал, чтобы он вел переговоры о том, что напрямую затрагивало честь империи и церкви. Император еще четче определил позицию великого магистра по отношению к высшим властям того времени, сказав, что «он всегда горячо любил общее благо церкви и империи». Такова была его сущность: он был предан и папе, и императору. Вот в чем была суть его политики. Хотя ни папе, ни императору уже не нужна была его преданность. Еще больнее было для старого Германа слышать критику со стороны братьев. Ведь речь шла не о временной политической ситуации, а о деле всей его жизни. Ему пора было оставить тот мир, за единство которого он боролся, и ограничиться лишь участком великого строительства, над которым трудилась его политическая воля, — орденом.

Герман покорился неизбежному ходу событий. Два десятилетия на него опирался этот неустойчивый мир, и вот теперь силы покинули старого, страдающего от тяжкой болезни магистра. Он умер 20 марта 1239 года. В тот же день император Фридрих II был отлучен папой от церкви: Гогенштауфены навсегда разорвали свои отношения с папством. Жизнь Германа фон Зальца прервалась как раз в тот день, когда в ней не было уже никакого смысла.

Орден следовал политической линии своего покойного магистра, храня верность императору. С момента своего основания Немецкий орден был связан с домом Гогенштауфенов, но именно Герман фон Зальца придал этим отношениям исторический вес. С тех пор политика Германской империи стала политикой ордена. Фридрих II всегда сознавал эту особую преданность Немецкого ордена Гогенштауфенам. С благодарностью вспоминая «честность и похвальную преданность» магистра и его конвента, он не скупился на эпитеты. Императорская канцелярия осознавала причастность Гогенштауфенов к основанию и развитию ордена и не в одной дарственной грамоте представила его историю соотнесенной непосредственно с главами императорского дома, Фридрихом Барбароссой и Генрихом VI; да и Фридрих II рассматривал орден как «свое особое творение». В самом деле, на сицилийском юге ни одна немецкая община не была ближе императору из дома Гогенштауфенов, чем Немецкий орден. Молва, ходившая в Германии, была справедлива: император принимал решения, слушаясь совета братьев ордена да еще кое-кого. Эти отношения действительно были преисполнены глубокого смысла, который затрагивал в том числе и прусское государство. Оно создавалась вовсе не как противовес империи Гогенштауфенов: орденское государство должно было направить определенные силы, скрытый государственный потенциал тогдашней Германии, на плодотворную и успешную работу. В Центральной Европе раскололся целый мир, а эти самые силы все еще трудились над прежней задачей: строили на балтийском побережье государство, которому суждено было просуществовать века, хотя уже в тот момент, учитывая внутреннюю ситуацию в Германии, она в нем не нуждалась. А государство это, несмотря ни на что, еще долго и активно функционировало в тех краях.

Дело всей жизни Германа фон Зальца получило высочайшее «подтверждение» самой истории. Трудясь на благо императора и папы, он добивался значительных привилегий для своего ордена и принимал за него труднейшие политические решения. Так связывались воедино две величайшие политические задачи, составлявшие дело его жизни. Он, не раздумывая, отдал почти все свои силы на сохранение духовной и политической системы империи, воплощавшейся в императоре и папе. А в результате были потеряны годы и целый мир, восстановить единство которого было уже невозможно. Немногим доводилось вот так, как Герману, измерять глубину трещин, исполосовавших этот расколотый мир. А он считал необходимым их залечить. Верил ли он, что это возможно? Кто знает. Но очевидно, что он считал своим непременным долгом, насколько возможно, оттянуть момент краха. Это ему не удалось. Герман фон Зальца потерпел поражение в том, что считал главной задачей своей жизни. Но, трудясь над этой задачей, он оставил свое собственное завещание немецкой истории — немецкое государство и новые немецкие земли на востоке. Вот чего добилась германская миссия. А ведь это результат борьбы Германа фон Зальца за единство императора и папы. Трудясь на этом поприще, Герман открыл своему ордену путь к величию, а потом сам не раз ступил на него. Усилия, совершенно бесполезные сами по себе, однако для будущего в них заключается совершенно иной смысл: благодаря стараниям Германа, орден приобрел подлинно историческое величие; вращаясь среди сильнейших мира сего, Герман направлял свою волю на решение самой важной задачи, которая только могла встать перед общиной мужей, — на основание государства.