Дмитрий Волкогонов - Ленин - политический портрет. Кн. 2.

Отношения Ленина и Троцкого в значительной мере высвечиваются в их переписке. Мне удалось установить более 120 писем, телеграмм, записок, которые Ленин адресовал Троцкому. Можно предположить, что их было гораздо больше. Вероятно, немало документов, в которых Ленин явно благожелательно выражал свое отношение к Троцкому, просто уничтожены. Не случайно в так называемом "Полном собрании сочинений" Ленина, "Ленинских сборниках" содержатся без изъятия все материалы, где есть хоть какой-либо элемент критики Троцкого, и, естественно, отсутствуют документы, где даются положительные оценки личности Председателя Реввоенсовета и его действий.

Когда Ленин умер, Сталин в борьбе с Троцким вытащил на свет всю старую полемику, благо ленинское "красноречие" давало много уничижительных эпитетов опальному вождю. Работая над книгой о Сталине, я смог установить, что этот "выдающийся вождь" просмотрел все ленинские тома в поисках критики Троцкого. Ленинские выражения в адрес Троцкого (впрочем, в отношении других он высказывался еще хлеще) вроде: "подлейший карьерист", "проходимец", "шельмец", "свинья" — брались Сталиным на вооружение.

Но наследники Ленина начисто "забыли"его оценки Троцкого, когда они были иными. Например, связанную с выборами в Учредительное собрание. "Само собой понятно, — писал Ленин, — что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по Приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи…" Когда в ноябре 1917 года Зиновьев высказался на заседании ЦК партии о включении в состав советского правительства правых эсеров и меньшевиков, Троцкий запротестовал. Ленин оценил эту позицию очень высоко: "Троцкий давно сказал, что объединение невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучшего большевика".

Можно привести еще пример, свидетельствующий о высокой степени доверия Ленина к вчерашнему непримиримому противнику. Когда однажды на заседании Политбюро зашел разговор о том, что Троцкий (дело было в 1919 году) не колеблясь принимает решения о расстреле командиров и комиссаров на фронте, если они выпустили нити управления частью или соединением, Ленин встал на сторону Троцкого. Разговор на Политбюро носил оттенок осуждающий. Троцкий, вспоминая случаи расстрелов в 1918 году, зло бросил:

— Если бы не мои драконовские меры тогда под Свияжском, мы не заседали бы здесь в Политбюро!

— Абсолютно верно! — отозвался Ленин и стал что-то быстро писать на бланке Председателя Совнаркома. Затем он этот бланк протянул Троцкому. Там было сказано:

"Товарищи!

Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело.

В.Ульянов-Ленин".

— Я вам выдам сколько угодно таких бланков, — добавил Ленин.

Заметьте, высшее доверие Троцкому Ленин оказывал в реализации функций диктатуры. Ленин видел в Троцком "железного комиссара" революции и одобрял его беспощадность. Жестко, грубо, норой беспощадно полемизируя на европейской скатерти социал-демократизма до 1917 года, после переворота два вождя почувствовали себя тесно прикованными к галере русской революции. Более того, приверженность к бескомпромиссности, крайнему радикализму фактически бросила Ленина и Троцкого в тесные политические объятия. Они были нужны друг другу, нужны большевистской революции.

Однако Троцкий, более впитавший традиции европейской социал-демократии, глубже, нежели Ленин, и раньше, чем он, почувствовал смертельную опасность быстро растущего бюрократизма. То был зловещий сигнал рождения тоталитарности. Ленин заметил эту страшную угрозу, когда у него не осталось ни сил, ни времени для борьбы с нею. Много позже, уже в изгнании, Троцкий напишет о специфическом явлении вырождения советского общества — "сталинской бюрократии". В писаниях сталинских теоретиков, констатировал критик, этот социальный слой вообще не существует. "Нам говорят лишь о ленинизме", о бесплотном руководстве, об идейной традиции, о духе большевизма, о невесомой "генеральной линии", но о том, что чиновник, живой, из мяса и костей, поворачивает эту генеральную линию, как пожарный — свою кишку, нет, об этом вы не услышите ни слова… Таких чиновников несколько миллионов! — больше, чем было промышленных рабочих в период Октябрьской революции… Возник могущественный бюрократический аппарат, поднимающийся над массой, командующий ею…"