- Как же это случилось, что вы получили два месяца тюрьмы за попытку приобщиться к журналистике? - спросил я. - Оставьте Лориа в покое и расскажите.
- Что ж, если вы настаиваете...
Он сел, закинув ногу за ногу, и с усмешкой начал:
- В городе, который я не назову, в чудесном, красивом городе с населением в пятьдесят тысяч, где мужчины становятся рабами ради денег, а женщины - ради нарядов, мне раз пришла в голову одна идея. Я имел еще тогда приличный вид, но карманы мои были пусты. И вот я вспомнил одну свою статью, в которой когда-то пытался примирить Канта со Спенсером. Конечно, вряд ли это было возможно, но... область научной сатиры...
Я с нетерпением махнул рукой, он прервал свои рассуждения.
- Я просто хотел описать вам мое умственное состояние в то время, чтобы вам стало ясно, чем был вызван мой поступок, - объяснил он. - Итак, в мозгу у меня родилась идея написать статью в газету. Но какую тему может выбрать бродяга? "О непримиримости противоречий между Полицейским и Бродягой", например. Я отправился в редакцию газеты. Лифт вознес меня к небесам, где цербер в лице анемичного юноши-курьера охранял двери редакции. Взглянув на него, я сразу понял: у этого мальчишки-ирландца, во-первых - туберкулез, во-вторых - он обладает огромной силой воли и энергией, в-третьих - жить ему осталось не больше года.
- Бледнолицый юноша, - сказал я, - молю тебя, укажи мне путь в "святая-святых", к его редакторскому величеству.
Он удостоил меня только презрительным взглядом и с бесконечной скукой в голосе сказал:
- Если вы насчет газа, обратитесь к швейцару. Эти дела нас не касаются.
- Нет, моя белоснежная лилия, мне нужен редактор.
- Какой редактор? - огрызнулся он, как молодой бультерьер. Театральный? Спортивный? Светской хроники? Воскресного выпуска? Еженедельного? Ежедневного? Отдела местных новостей? Телеграмм? Какой редактор вам нужен?
Этого я и сам не знал. И поэтому на всякий случай торжественно объявил:
- Самый главный.
- Ах, Спарго! - фыркнул он.
- Конечно, Спарго, - убежденно ответил я. - А кто же еще?
- Давайте вашу карточку, - сказал он.
- Какую такую карточку?
- Визитную карточку. Постойте, да вы по какому делу?
И анемичный цербер смерил меня таким наглым взглядом, что я, протянув руку, приподнял его со стула и легонько постучал по его впалой груди, чем вызвал слабый астматический кашель. Но он продолжал смотреть на меня не мигая, с задором воробья, зажатого в руке.
- Я - посол Времени, - загудел я могильным голосом. - Берегись, не то тебе придется плохо.
- Ах, как страшно! - презрительно усмехнулся он.
Тогда я ударил посильнее. Он задохнулся и побагровел.
- Ну, что вам нужно? - прошипел он, переведя дух.
- Мне нужен Спарго. Единственный в своем роде Спарго.
- Тогда отпустите меня. Я пойду доложить.
- Нет, мой дорогой. - Я взял его мертвой хваткой за воротник. - Меня не проведешь, понятно? Я пойду с тобой.
Лейт с минуту задумчиво созерцал длинный столбик пепла на своей сигаре, потом повернулся ко мне.
- Ах, Анак, вы не знаете, какое это наслаждение разыгрывать шута и грубияна. Правда, у вас-то, наверно, ничего бы не вышло, если бы вы и попробовали. Ваше пристрастие к жалким условностям и чопорные понятия о приличии никогда не позволят вам дать волю любому своему капризу, дурачиться, не боясь последствий. Конечно, на это способен лишь человек другого склада, не почтенный семьянин и гражданин, уважающий закон.
Но вернемся к моему рассказу. Мне удалось, наконец, узреть самого Спарго. Этот огромный, жирный и краснолицый субъект с массивной челюстью и двойным подбородком сидел, обливаясь потом (ведь был август), за своим письменным столом. Когда я вошел, он разговаривал с кем-то по телефону, или, точнее, ругался, но успел окинуть меня внимательным взглядом. Повесив трубку, он выжидательно повернулся ко мне.
- Вы, я вижу, много работаете, - сказал я.
Он кивнул головой, ожидая, что будет дальше.
- А стоит ли? - продолжал я. - Что это за жизнь, если вам приходится работать в поте лица? Что за радость так потеть? Вот посмотрите на меня. Я не сею, не жну...
- Кто вы такой? Что надо? - внезапно прорычал он грубо, огрызаясь, как пес, у которого хотят отнять кость.
- Весьма уместный вопрос, сэр, - признал я. - Прежде всего - я человек; затем - угнетенный американский гражданин. Меня бог не покарал ни специальностью, ни профессией, ни видами на будущее. Подобно Исаву, я лишен чечевичной похлебки. Мой дом - весь мир, а небо заменяет мне крышу над головой. Я не имею собственности, я санкюлот, пролетарий, или, выражаясь простыми словами, доступными вашему пониманию, - бродяга.
Читать дальше