Увы, мне не суждено было осуществить свою мечту, потому что спустя шестнадцать часов, то есть на следующее утро, вся наша компания была арестована превосходящими силами полиции и препровождена в тюрьму. После завтрака, часов в десять, всех нас, двадцать человек, приунывших и вялых, привели в суд. Здесь, в пурпурных судейских доспехах, восседал сам Сол Гленхарт, человек с крючковатым носом, как у наполеоновского орла, и маленькими блестящими глазками.
- Джон Амброз! - выкрикнул клерк, и Чикаго Хват с ловкостью бывалого человека быстро вскочил.
- Бродяжничество, ваша честь! - объяснил судебный пристав, и его честь, не удостоив арестованного и взглядом, буркнул:
- Десять дней.
Чикаго Хват сел.
Судебная процедура продолжалась с точностью часового механизма: пятнадцать секунд на человека, четыре человека в минуту. Бродяги вставали и садились, как марионетки, клерк выкликал фамилии, пристав называл статью, судья изрекал приговор - и все. Просто, не правда ли? Красота!
Чикаго Хват подтолкнул меня:
- А ну, поговори с ними, Пепел. Ты ведь умеешь.
Я отрицательно покачал головой.
- Разыграй их, - настаивал он, - сочини что-нибудь! Ребятам это понравится. А потом сможешь носить нам табак, пока мы не выйдем на волю.
- Клэй-Рэндольф! - выкрикнул клерк.
Я встал, но в это время за судебным столом произошла какая-то заминка. Клерк что-то нашептывал судье, а пристав ехидно улыбался.
- Вы, оказывается, журналист, мистер Рэндольф? - любезно спросил его честь.
Этот вопрос застал меня врасплох, потому что в бурном ходе событий я уже успел забыть и "Каубелл" и свою статью, - и теперь увидел себя на краю ямы, которую сам себе вырыл.
- Давай, давай, выкручивайся, - бормотал мне Хват.
- Нет, все кончено, остается только горько плакать, - простонал я в ответ.
Хват, ничего не знавший о моей статье, был очень удивлен.
- И да и нет, ваша честь, - ответил я судье. - Немного пишу, когда удается получить работу.
- Вы, насколько я знаю, проявляете большой интерес к местным делам. (Тут его честь взял со стула утренний выпуск "Каубелла" и пробежал глазами мою статью.) Колорит хорош, - заметил он, многозначительно поглядев на меня, - картины превосходны, написаны широкими мазками, в сарджентовской манере. А вот этот... этот судья, которого вы описываете... Это все взято из жизни, как я понимаю?
- О, далеко не все, ваша честь, - ответил я. - Это так... собирательный образ... так сказать тип...
- Но тут особенно чувствуется местный колорит, сэр, явно местный колорит.
- Это уже прибавлено потом, - объяснил я.
- Значит, этот судья не списан с натуры, как можно было бы думать?
- Нет, ваша честь.
- Ага! Значит, просто пример безнравственного судьи?
- Более того, ваша честь, - храбро сказал я. - Это символическая фигура.
- Которой впоследствии придали местный колорит? Ха! А разрешите полюбопытствовать, сколько вы получили за эту работу?
- Тридцать долларов, ваша честь.
- Гм, хорошо! - Его тон резко переменился. - Молодой человек, местный колорит - опасная вещь. Признаю вас виновным в злоупотреблении им и приговариваю к тридцати дням лишения свободы, которые могут быть заменены штрафом в тридцать долларов.
- Увы! - сказал я. - Эти тридцать долларов я прокутил вчера.
- Приговариваю еще к тридцати дням дополнительного заключения за растрату своего достояния.
- Следующее дело! - сказал его честь клерку.
Хват был ошеломлен.
- Вот так так! - прошептал он. - Ничего не понимаю! Все наши получили по десять дней, а ты шестьдесят. Вот так так!
Лейт зажег спичку, раскурил потухшую сигару и открыл книгу, лежавшую у него на коленях.
- Вернемся к прежнему разговору, - сказал он, - не находите ли вы, Анак, что, хотя Лориа разбирает особенно тщательно вопрос о распределении прибыли, тем не менее он упустил один важный фактор, а именно...
- Да, - рассеянно сказал я, - да.