Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России - от Рюриковичей до олигархов

То обстоятельство, что участники веча сидели, заставляет предпо­лагать, что число их было невелико. Археолог В.Л. Янин, непревзой­денный знаток быта древнего Новгорода, провел однажды с участни­ками своей археологической экспедиции эксперимент. Когда вечевую площадь уставили скамьями, оказалось, что поместиться на них мо­жет не более 400 человек. Но если в этих сходках принимали участие не все жители города, то каким образом формировался их состав?

Относительно состава вечевых собраний продолжаются споры. Часть исследователей разделяет убеждение Янина о том, что 300 «зо­лотых поясов», заседавших на новгородском вече, по сообщению ино­земного путешественника, представляли городской патрициат, ста­рейшин усадеб, из которых состоял средневековый город. Другие по­лагают, что вечевые собрания были более «демократическими» и включали в себя выборных представителей городских районов-«концов». Споры ведутся, конечно, относительно «правильного» веча в обычной ситуации; во времена смутные — в случае военной катастро­фы или острого социального конфликта — на сходки сбегалось множе­ство народа, и там уж было не до процедурных тонкостей.

Компетенция веча была довольно обширна. Среди важнейших вопросов, решавшихся вечем, были вопросы войны и мира, приглашение князя и заключение договора («ряда») с ним. В случае недо­вольства князем и нарушения им условий ряда вече могло указать князю «путь чист» (т. е. изгнать). Некоторые эпизоды такого рода широко известны. Например, события 1136 г. в Новгороде, когда был посажен на два месяца под арест со всей семьей, а затем и изгнан князь Всеволод Мстиславич, внук Владимира Мономаха. Новгородцы дважды изгоняли и князя Александра Ярославича (Невского), поку­шавшегося на городские вольности. Беда в том, что в наших учебни­ках эти случаи представляются как чрезвычайные и исключительные, между тем это была рутинная практика древнерусских волостей.

Участвовало вече и в направлении «иностранных дел». Например, в договоре Новгорода с Готским берегом указывалось, что в выработ­ке условий договора, которым князь Ярослав Владимирович утвердил мир «с послом Арбудомь и всеми немецкыми сыны, ...и с всемь латиньским языком», участвовали посадник Мирошка, тысяцкий Яков и все новгородцы.

Вече должно было утверждать чрезвычайные расходы на военные предприятия. В скандинавских сагах, где говорится, что во времена Владимира и Ярослава на Руси собирались тинги — народные собра­ния, содержится характерный рассказ об Эймунде, предлагавшем свою военную службу «русскому конунгу», который ответил ему: «Дайте мне срок посоветоваться с моими мужами, потому что они да­ют деньги, хотя выплачиваю их я», и созвал тинг.

Княжеская дружина составляла корпус «быстрого реагирования», но основная тяжесть военных предприятий, как наступательных, так и оборонительных, если речь шла о земских интересах, ложилась на плечи рядовых «воев» — народного ополчения.

Основная масса свободного населения древнерусской волости бы­ла хорошо вооружена и представляла внушительную военную силу. Поляне, по преданию, дают хазарам по мечу «от дыма», то есть в по­нятиях летописца меч есть в каждом доме, а не только у знати. О том же свидетельствует и статья 13 «Русской правды», предусматриваю­щая такой казус: «Если кто возьмет чужого коня, оружие или одеж­ду, а владелец опознает пропавшее в своей общине, то ему взять свое, а 3 гривны за обиду». Очевидно, что «в своем миру» обнаружить собственное украденное военное снаряжение мог рядовой свободный общинник, а не княжеский «муж». Народное ополчение состояло как из городских, так и из сельских свободных обывателей. После неудачного для Руси сражения с монголами на реке Калке, как сообща­ет летопись, «бысть вопль и плачь и печаль по градом по всем и по се­лом». Очевидно, «по селом» плакали не из простого сочувствия, но оплакивали павших односельчан. Как отмечают археологи, меч в XII столетии становится массовой продукцией русских оружейников, причем появляются образцы «серийного производства», для которого был несомненно тесен исключительно дружинный и даже городской «рынок».

Неверно было бы представлять себе свободного общинника только в роли пешего воина. Простые воины на коне постоянно встречаются на страницах летописи. Князь Изяслав Мстиславич призывал с собой в поход на черниговских ольговичей всех киевлян «от мала и до велика, кто имеет конь, кто ли не имеет коня, а в лодьи». В другой раз киевля­не последовали за своим князем «на конях и пеши многое множество».