Риббентроп, который, как показалось автору этих строк, являл собой в Нюрнберге весьма жалкое зрелище и хуже всех защищался, заявил, что Гитлер сам «лично продиктовал» все шестнадцать пунктов и «настрого запретил выпускать текст предложений из рук». Почему — он не объяснил, да ему и не было задано такого вопроса. «Гитлер сказал мне, — уверял Риббентроп, — что я могу довести до сведения британского посла только суть предложений, если сочту нужным. Я сделал намного больше: я зачитал предложения от начала до конца». Д–р Шмидт отрицает тот факт, что Риббентроп читал так быстро, что английский посол не мог ничего понять. Он утверждает, что министр иностранных дел читал, «не особенно торопясь». Гендерсон, по словам Шмидта, «не был большим знатоком немецкого языка», и от встречи было бы больше пользы, если бы он говорил на родном языке. Риббентроп прекрасно владел английским, но отказался говорить на этом языке во время встречи. Прим. авт.
Все шестнадцать пунктов предложений были переданы немецкому поверенному в делах в Лондоне в 21.15 30 августа, за четыре часа до того, как Риббентроп «невнятно» зачитал их Гендерсону. Однако немецкому послу в Лондоне был дан приказ держать предложения «в строжайшей тайне и не говорить о них никому до дальнейших распоряжений». Гитлер в ноте, направленной накануне, как мы помним, обещал предоставить предложения в распоряжение британского правительства до приезда представителя Польши. Прим. авт.
В послании Галифаксу, которое было зарегистрировано в 5.15 утра (31 августа), Гендерсон докладывал, что «в сильных выражениях» посоветовал Липскому «позвонить Риббентропу» и выяснить суть немецких предложений, чтобы передать их в Варшаву. «Польский посол, — писал далее Гендерсон, — обещал немедленно связаться по телефону со своим правительством, но он настолько инертен и настолько связан инструкциями… что я слабо верю, что его действия принесут успех». — Прим. авт.
В Нюрнберге Геринг заявил, что, передавая англичанам текст «предложения» фюрера, он «ужасно рисковал, так как Гитлер запретил предавать огласке эту информацию». «Только я, хвастался Геринг, — мог пойти на подобный риск». — Прим. авт.
Даже недальновидный французский посол поддержал в этом своего британского коллегу. Гендерсон позвонил ему в девять утра и сказал, что если поляки не согласятся к полудню прислать в Берлин своего полномочного представителя, то германская армия начнет наступление. Кулондр немедленно отправился в польское посольство, чтобы заставить Липского связаться по телефону со своим правительством и просить разрешения на немедленную встречу с правительством Германии в качестве «полномочного представителя». (Французская желтая книга, с 366–367.) — Прим. авт.
К этому времени, то есть к полудню 31 августа, Гендерсон, предпринимавший отчаянные попытки сохранить мир, убедил самого себя в том, что условия немцев вполне разумны и даже умеренны. И хотя Риббентроп накануне в полночь сказал ему, что предложения Германии «уже устарели, так как представитель Польши не прибыл», хотя польское правительство не видело этих предложений, которые по сути своей являлись чистейшим обманом, Гендерсон весь день настойчиво призывал Галифакса оказать давление на поляков и потребовать прислать полномочного представителя, как того хотел Гитлер. В то же время он продолжал указывать на разумность шестнадцати пунктов предложений Гитлера.
В 12.30 (31 августа) Гендерсон отправил Галифаксу телеграмму, в которой «убедительно просил» его «настоять» на том, чтобы правительство Польши поручило Липскому запросить у немцев текст предложений для срочной передачи их на рассмотрение своему правительству с целью решения вопроса о направлении полномочного представителя. «Условия кажутся мне умеренными, писал Гендерсон. — Это не Мюнхен… Польше никогда больше не предложат таких выгодных условий…»
В то же самое время Гендерсон направил Галифаксу длинное письмо: «…Предложения Германии не угрожают независимости Польши… Похоже, что позже ей предстоит гораздо худшая сделка…»
Продолжая придерживаться этой точки зрения, Гендерсон послал Галифаксу телеграмму. Эта телеграмма была отправлена в половине первого 1 сентября, то есть за четыре часа до запланированного начала немецкого наступления, о чем Гендерсон не знал. В телеграмме он писал: «Немецкие предложения кажутся мне правомерными… Принятие их сделает войну неоправданной». Он снова настаивал на том, чтобы британское правительство «откровенно и четко» сказало полякам, что они должны заявить «о своем намерении послать в Берлин полномочного представителя».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу