Мария Жукова - Маршал Жуков — мой отец

Вот что вспоминал Сергей Петрович Марков, преданный отцу офицер охраны (с 1943 года — начальник его охраны): «Помотаться пришлось нам по военным дорогам в спецпоезде маршала немало. Всю Россию и половину Европы исколесили, в какие только уголки ни заезжали! И дороги эти фронтовые стоят перед глазами до сих пор. В сорок четвертом едем на поезде или на машинах, кругом привычный, будто застывший, пейзаж и искореженная, разбитая немецкая техника валяется вдоль пути — танки, орудия, сбитые самолеты хвостами вверх и трупы немецких солдат. Во время следования маршал постоянно работал. Поезд двигался всегда с большой скоростью и почти без остановок. Иногда только приходилось останавливаться, чтобы связаться со Ставкой или штабом фронта. Иногда маршал позволял себе выйти из вагона на перрон, чтобы немного пройтись и подышать свежим воздухом. Случалось, что к нему обращались люди, его узнававшие, и даже передавали какие-то письма и высказывали свои просьбы. Нам строго-настрого было предписано не отгонять людей, если они обращаются к Жукову, хотя, по правде говоря, я не припомню ни одного неприятного инцидента. Маршал всегда выслушивал людей, ободрял, а когда передавали письмо, говорил, указывая на кого-либо из своей охраны:

— Передайте вашу бумагу моему офицеру.

Если просьба была выполнима, человеку оказывали помощь».

Николай Иванович Пучков, бывший с отцом постоянно на фронте, вспоминал, что под Сталинградом машина отца попала под обстрел фашистских истребителей. На его глазах был ранен пожилой солдат. Генерал армии Жуков взял солдата в свою машину, а Пучкову велел добираться своим ходом. Раненого доставили в полевой госпиталь.

Командир полка Г. К. Жуков. 1927 г.

Русскому крестьянину всегда было присуще чувство личного достоинства, как, наверное, память о том, что человек создан по образу и подобию Божию. Было это чувство и у моего отца.

Комкор Жуков на Халхин-Голе. МНР. 1939 г.

Говоря о достоинстве, нельзя не сказать, что в то же время ему была свойственна природная скромность. Никто никогда не видел в нем заносчивости, чванства, барства, что часто бывает с людьми, достигшими каких-то высот. Всегда он был прост, доброжелателен и доступен. Недавно мне на глаза попался старый, семидесятых годов, журнал со статьей отца. Вот как она начиналась: «Мне пришлось быть непосредственным участником многих наступательных операций Великой Отечественной войны». Просто «непосредственным участником». Так написал о себе человек, которого в народе называют спасителем России.

Скромность, на мой взгляд, неразрывно связана со смирением. Отец говорил в беседе с писателем Константином Симоновым: «Я никогда не был самоуверенным человеком. Отсутствие самоуверенности не мешало мне быть решительным в деле. Когда делаешь дело, несешь за него ответственность, решаешь — тут не место сомнениям в себе и неуверенности. Ты всецело поглощен делом и тем, чтобы всего себя отдать этому делу и сделать все, на что ты способен. Но потом, когда дело закончено, когда размышляешь о сделанном, думаешь не только над прошлым, но и над будущим, обостряется чувство того, что тебе чего-то не хватает, того или иного недостает, что тебе следовало бы знать ряд вещей, которых ты не знаешь, и это снова вернувшееся чувство заставляет все заново передумать и решить с самим собой: „А не мог бы ты сделать лучше то, что ты сделал, если бы ты обладал всем, чего тебе не хватает?“» Обычно человеку, тем более маршалу, непросто признаться в том, что ему не хватает каких-то знаний!

Отец никогда не гнался за званиями, должностями, наградами, никогда не делал карьеры. Не завидовал чужим заслугам. Когда в январе 1943 года после прорыва блокады Ленинграда он был (первым во время войны) удостоен звания Маршала Советского Союза, и его разбудили, чтобы сообщить об этом, он просто повернулся на другой бок и сказал: «Ну что ж, теперь в маршалах ходить будем!»

В деревне, считаясь с мнением людей, человек не мог не заботиться о своем добром имени. Лучше доброе имя, чем большое богатство (Притч 21, 1) — это тоже из букваря. С детства отец знал, как быстро бежит впереди человека дурная слава. Незадолго до своей кончины он, живший изолированно от всего мира на даче, спросил у своего бывшего шофера: «Люди меня худым словом не поминают?»