Юрий Трубин - Листая страшные страницы

О том, какой капитал Распутин на этом сколотил и где он, невостребованный, до сих пор лежит, можно только догадываться. Известно, впрочем, что у Распутина имелась собственная выезжавшая в Европу через Скандинавию агентура.

Известно и кое-что другое.

Односельчане Распутина хорошо запомнили и в следующее поколение передали, что незадолго до его перемещения в Петербург появились у них два очень солидных господина. Вели себя ласково, и отыскав Григория, с последним общались. И хотя господа говорили, что называется, совершенно по-русски, в памяти они остались как: «не иначе, что иностранцы». Помните, у Аракчеева?

Вот после именно этого визита у Распутина и возникло то самое ощущение: он должен спасти Россию. Потом понял как: не дать ввязаться в войну.

Не получилось.

Однако не все получается гладко и на самом высоком уровне, который мы назвали третьим уровнем исторических действий. О нем мы сейчас и поговорим.

Сын царя Филиппа, человека с амбициями вселенского господина, имевшего большие шансы сделать то, что сделал потом его сын. Мать Александра считалась одной из сильнейших колдуний своего времени. Родители очень рано возненавидели друг друга, и Филипп полагал, что жена направляет магические силы на его преждевременную смерть, чтобы очистить дорогу сыну. Тем не менее, ненависть на сына не перешла.

Филипп, имевший ко времени подросшего Александра уже огромный военно-политический вес во всей Греции, принял весьма энергичные меры, чтобы уговорить великого Аристотеля стать учителем мальчика. Его первое письмо к Аристотелю содержит в себе полное понимание того, что он обращается не только к передовому философу своего времени, но и к великому представителю человечества.

Физическая и умственная одаренность Александра была феноменальной, а занятия ученика с учителем носили совершенно закрытый характер. Однако известно, что Аристотель никогда не пытался оказывать давления на необыкновенного юношу, а лишь снабжал его знаниями. В том числе, теми, которые не освещались в его трудах в явном виде, но составляли закрытую область неизвестного наследия, перешедшего в Грецию из Египта.

Не подчеркивая этого публично, Александр относился к греческому пантеону богов как к фольклорной традиции (важной для окружающих), но сам исповедовал монотеизм, то есть представление о единой божественной силе, не имеющей ничего общего с пирушками на Олимпе и похождениями Зевса в духе известного американского президента.

Чуть опережая сюжет, следует откинуть постоянно разогреваемые обвинения Александра в активном гомосексуализме. Он не пытался специально пресекать это распространенное в то время явление, но сам был далек от каких бы то ни было извращений, поскольку органически не переваривал любую патологию. Попытки обвинять его в пьянстве тоже имеют под собой лживые мотивы, хотя он действительно начал пить за несколько месяцев до своей непонятной смерти, видимо чувствуя, что, выполнив свою функцию, он здесь задерживается, и несколько тяготился этим.

Уже к пятнадцати годам Александр знал, что мир создался не сам по себе и не в результате каких-то случайных обстоятельств, а с определенной целью. И видимо, эта цель была ему хорошо известна. Он знал также, что является избранником высших сил, но силы эти нуждаются в его личной помощи.

Высшие знания накладывали явный отпечаток на его понятия. Будучи при необходимости очень жестким, он не имел внутри себя чувства зла и, тем более, мести. Справедливость являлась для него самой высшей и ценной категорией, но очень отличалась от узкого понимания того времени, когда люди в значительной степени связывали ее с личными и групповыми интересами. Материальные ценности не только не казались ему привлекательными, но даже не рассматривались в качестве одного из военных мотивов.

От матери Александр знал, что никогда не погибнет в бою, если не отступит.

Он был красив. Но красота иногда пугала тем, что в его переменчивом лице как бы двигались и говорили все краски мира. Даже в самой доброжелательной обстановке мало кто мог выдержать его странный и такой же как и лицо слишком много вмещающий взгляд.

Военно-политическая концепция Александра Великого приводила в затруднение историков. Всегда и всех. Она не укладывалась ни в какие логические рамки не только той, но и всех прочих эпох. Военный гений Александра был и остается безусловным эталоном, при том что его солдаты имели самые минимальные материальные приобретения от победоносной войны. И сам он не стремился воспользоваться ее результатами для роскошной спокойной жизни, как и не стремился к роли диктатора, распоряжающегося чужими судьбами. Напротив, судьба человека, если тот не стоит на пути Высших замыслов и не марает собственного человеческого звания, была неприкосновенной частью того самого понятия справедливости, которое так до конца не могли постичь даже его ближайшие сподвижники.