Элен Фисэль - Жизнь Марии Медичи

Не исключено, что Генрих IV и в самом деле пал жертвой «испанского заговора». В пользу этого предположения говорят настойчивые слухи об убийстве французского короля, ходившие за пределами страны еще до 14 мая. Говорит об этом и то, что в государственных архивах Испании чья-то заботливая рука изъяла важные документы, относившиеся к периоду от конца апреля и до 1 июля 1610 года.

Что французский король пал жертвой заговора, руководимого испанцами, впоследствии утверждали такие осведомленные лица, как герцог де Сюлли, личный друг и советник Генриха IV, а также кардинал де Ришельё. Последний, в частности, писал, что за несколько дней до рокового 14 мая в кулуарах шептались, что король будет заколот ударом кинжала, и «испанцы в Брюсселе передавали это друг другу по секрету» 78.

Что же касается разговорчивой Жаклин д’Экоман, то ее в 1611 году, как мы уже сказали, снова бросили в тюрьму и предали суду. Однако процесс над ней принял нежелательный для властей оборот. Слуга некоей Шарлотты дю Тийе, которая была близка к маркизе де Верней и находилась в придворном штате королевы, показал, что не раз встречал Равальяка у своей госпожи. Это подтверждало свидетельство Жаклин, также служившей некоторое время у Шарлотты дю Тийе, которой ее рекомендовала маркиза де Верней. Судебное следствие тут же прервали, «учитывая достоинство обвиняемых».

У всех складывалось впечатление, что дело явно старались замять. Председатель суда в конце концов оставил свой пост, а на его место назначили близкого человека Марии Медичи. После этого высший суд вынес свое решение: с герцога д’Эпернона и маркизы де Верней снималось выдвинутое против них обвинение, а вот Жаклин д’Экоман в июле 1611 года была приговорена к пожизненному тюремному заключению. Заметим, что ее продолжали держать за решеткой и после падения Марии Медичи – настолько опасны были показания «лжесвидетельницы».

Историк Анри Мартен в связи с этим пишет:

«Герцог д’Эпернон и мадам де Верней, со своей стороны, стали утверждать, что их оболгали, и потребовали смерти своей обвинительницы. Процесс длился шесть месяцев и закончился оправданием всех, кого обвиняла д’Экоман, ее же саму приговорили к пожизненному заключению. […] Но в головах у многих остались большие сомнения» 79.

Интересно, что примерно в это же время некий прево (королевский чиновник, обладавший судебной властью) из Питивье, преданный слуга маркизы де Верней, был арестован за то, что говорил об убийстве короля, когда оно еще не было совершено. Но во время суда его не удалось допросить, так как он был найден в камере задушенным.

Все эти факты выглядят так странно, что невольно напрашивался вывод: Франсуа Равальяк был лишь орудием в руках маркизы де Верней и герцога д’Эпернона, а возможно, и самой Марии Медичи, поскольку в конечном счете «инициатива прекращения судебного разбирательства в отношении подозреваемых исходила именно от нее» 80. Кстати, а разве редки случаи, когда две соперницы мирятся, основываясь на обоюдном желании уничтожить мужчину, который их обманывает? Вне всякого сомнения, маркиза де Верней думала о том, что Шарлотта-Маргарита де Монморанси могла занять ее место (уже заняла – в сердце короля!) и при благопрятном стечении обстоятельств стать женой Генриха. Она не забыла ни одной из своих погубленных надежд. Разделяя с королем ложе, она люто ненавидела его. Разве этого недостаточно для вынашивания планов убийства?

Свои резоны были и у Марии Медичи.

В книге «Пять столетий тайной войны» специально исследовавший этот вопрос Ефим Черняк пишет:

«Почему же Мария Медичи уклонилась от встречи с Жаклин д’Экоман? У этой упрямой и взбалмошной женщины и особенно у ее фаворитов – супругов Кончини – были свои причины желать устранения короля. Генрих сильно увлекся молоденькой Шарлоттой Монморанси, ставшей женой принца Конде. Этот бурный роман вызвал серьезные опасения флорентийки. Зная характер Генриха, она допускала, что он может пойти на развод с ней или приблизить принцессу Конде настолько, что та приобретет решающее влияние при дворе. В случае смерти Генриха Мария Медичи становилась правительницей Франции до совершеннолетия ее сына Людовика XIII, которому тогда было всего девять лет. Фактическая власть досталась бы супругам Кончини, которые имели огромное влияние на Марию Медичи (так оно и произошло впоследствии, хотя герцог д’Эпернон в первые дни после смерти Генриха IV также стремился прибрать к своим рукам бразды правления)» 81.