Симона Берто - Эдит Пиаф

"Момона, листок бумаги плыл у меня перед глазами, а слова

"Вокзальная улица" мелькали, как мухи, не вызывая никаких мыслей.

Чего они от меня хотели с этой дурацкой улицей? Мне пришли в

голову такие слова:

На Вокзальной улице

Девушка заблудилась.

Она потеряла свое сердце,

А с ним - свое счастье.

Ничего глупее нельзя было придумать! Я не могла написать

больше ни одного слова и, разумеется, забыла думать об

орфографии. В голове у меня все смешалось. Я вышла оттуда не

помня себя и того, что я там написала! И с отчаянной головной

болью".

Затея провалилась.

Луи Барье вошел в жизнь Эдит удачней, чем кто-либо другой. И он остался с ней до конца. Это был поразительный человек. Достаточно рассказать, как он появился. Портье отеля позвонил однажды к- нам в номер и сказал Эдит:

- Здесь некто мсье Луи Барье. Он хочет вас видеть.

- Хорошо. Иду (она повесила трубку). Ты знаешь такого Луи Барье, Момона?

- Нет, не имею представления.

К нам приходило тогда не так много людей. Мы сбежали вниз по лестнице и увидели в вестибюле у входной двери высокого симпатичного блондина: одной рукой он придерживал велосипед, на брюках у него были велосипедные зажимы. Он стоял и ждал очень спокойно. "Видите, какое дело, мадам Пиаф, я пришел к вам, потому что я импресарио".

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Уже десять лет как мы ждали импресарио, представляя его себе в "Роллс-Ройсе" и с сигарой в зубах, а он явился на велосипеде и с подколотыми брюками... Это было до того забавно, что не могло не принести удачи. У него не было никаких рекомендаций, ничего, кроме честного, открытого лица. Луи понравился Эдит.

"Я хотел бы заняться вашими делами. Я знаю, что у вас никого нет. Возле вас нет мужчины, который защищал бы ваши интересы. У вас никогда не было импресарио. Сейчас он вам необходим. Вы больше не можете без него обходиться. Вы вступили на путь успеха, это удачный момент: я к вашим услугам. Располагайте мной".

Сказать такое, как раз тогда, когда нас несло под откос,- вот это характер! И какое чутье!..

"Я принимаю ваше предложение,- сказала ему Эдит,- вы мне нравитесь".

Они не подписали контракта, никакой даже самой маленькой бумажки. Им это было не нужно. Эдит всегда полностью доверяла Лулу. Он был ей предан, как сенбернар. И он был одним из немногих, кто никогда не обращался к ней на "ты". Он всегда выручал ее, а с Эдит часто бывало нелегко.

Барье замечательно повел дела Эдит. В ее карьере он сыграл очень важную роль. Он был талантливым импресарио - Эдит это сразу же ощутила. В тот трудный период он сумел получить для нее контракт на две недели в "Мулен-Руж", который был тогда одним из лучших мюзик-холлов страны.

Снова вернулись славные времена лихорадочной работы. Но у нас все-таки оставались минуты для болтовни. Сидя в ванной комнате, на краешке биде, я слушала Эдит.

"Момона, ты умеешь меня слушать, как никто. Для этой роли у

тебя потрясающий талант!" Она была настроена сентиментально,

вспоминала свои былые увлечения: "Чтобы хорошенько во всем этом

разобраться, Момона, я придумала разделить их по периодам:

"улица", "моряки и колониальные солдаты", "сутенеры" и "безумие

после смерти Лепле"... Ты помнишь это время, Момона?"

Еще бы не помнить!..

"Ассо и Мёрисс,- продолжала Эдит,- период "учителей".

Конте - это "бордель", а потом...".

Периоду, который наступал, суждено было длиться долго. Эдит назвала его "фабрикой", потому что она сама стала формировать певцов. Открыла их серийное производство. Начала она с Ива Монтана.

Лулу сказал как-то Эдит: "Больше вам не будут навязывать актеров в качестве "американской звезды". Теперь право выбора за вами. Для концертов в "Мулен-Руж" вам предлагают Ива Монтана".- "Нет. Я о нем не имею представления... Я хочу Роже Данна, оригинальный жанр. Это товарищ, его я знаю".

Но Роже не было в Париже. И никого нельзя было пригласить из провинции, все стало слишком сложно. Дело происходило за месяц до Освобождения.

"Ну ладно,- сказала Эдит.- Назначьте прослушивание вашему

Иву Монтану. Я приду".

Сидя в глубине зала "Мулен-Ружа", Эдит ждала. На сцену вышел крупный темноволосый парень, по типу итальянец, красивый, но безвкусно одетый: куртка в немыслимо яркую клетку, маленькая шляпа, наподобие шляпы Шарля Трене. В довершение всего он стал петь старые американские и псевдотехасские песенки, подражая Жоржу Ульмеру и Шарлю Трене. До чего же это было плохо! Я следила за Эдит, будучи уверена, что она не досидит до конца.