Гвидо Кнопп - Дети Гитлера

К области психологических загадок нацистских времен можно отнести тот факт, что многие девушки, которые мечтали устранить ограничения буржуазного мира в отношении женщин, тем не менее безоговорочно согласились с традиционной для их родителей ролью женщины, ограниченной производством детей и ведением домашнего хозяйства. Однако, опросы свидетельниц показали, что многие из них «внутренне не соглашались с такой трактовкой их будущей роли».

Примеров открытого сопротивления мужскому доминированию в гитлеровском рейхе невозможно обнаружить ни в истории Союза германских девушек, ни в истории национал-социалистического женского движения. Нацисты, не утруждая себя ненужными объяснениями, официально назвали женскую эмансипацию «еврейским фокусом». С 1921 года в составе руководства НСДАП не было ни одной женщины, и все командные позиции занимали исключительно мужчины. Во времена Шираха и Аксмана верхушка Гитлерюгенда была представлена преимущественно мужчинами. Лишь половина опрошенных смогла вспомнить имя Юты Рюдигер — одной из райхсреферентов Гитлерюгенда, которая после войны опубликовала целую серию апологетических статей о Союзе германских девушек.

Объяснение подобного явления, при котором девушки с увлечением откликались на призывы нацистов при сохранении женской дискриминации на территории рейха, следует искать в умении Союза германских девушек внушить обратное. Девушки субъективно воспринимали свое участие в рядах «государственной» молодежи как шаг к свободе. Нацисты усиленно эксплуатировали образ девушки, которая устремилась от роли домохозяйки, готовящей рыбу на обед, к образу прекрасной, тренированной девушки — будущей «храброй» женщины. Ева Штернхайм-Петерс вспоминает свои тогдашние девичьи грезы о будущем: «Сильная, умная и самостоятельная. Если замужем, то быть боевой подругой и партнершей как на иллюстрациях к исландским сагам». Гудрун Паузеванг также собиралась следовать новым идеалам, будучи членом СГД: «Она должна быть здоровой, сильной, воспитанной и быть подругой своему мужу. Это было новацией по сравнению с временами первой мировой войны, когда женщина была не подругой, а все еще супругой, которая очаровывала мужчину».

«Строгая, но не грубая, бодрая, но не напряженная» — так руководство Гитлерюгенда трактовало предпочтительный образ немецкой девушки. Подобные представления были созвучны образам, которые так нравились девочкам младших подростковых возрастов СГД. Лозунги о «материнстве как о высшем предназначении» были для них далеким будущим и до собственного полового созревания им было еще не близко. Однако с возрастом менялись и интересы. Позже, когда девушки начинали задумываться о своей будущей профессии, ранние девичьи грезы уже воспринимались как иллюзии. Молодые люди должны были решить «свои высокие задачи», поставленные руководством рейха. Уже в 1933 году было введено ограничение на количество обучающихся девушек в высших учебных заведениях. Их доля не должна была превышать десять процентов. В одном из распоряжений Гитлерюгенда предписывалось «ввиду большого количества научных дисциплин ограничить их объем в разумных пределах, достаточных, чтобы обеспечить здоровый рост девочек». Другой документ гласил: «Нам нужны такие девушки, которые беспрекословно верят фюреру и вложат эту веру в сердца своих детей. Об этом позаботятся национал-социализм и Германия».

Рожать детей, лояльных режиму — такая главная задача для девушек на будущее была определена помощниками Гитлера из руководства Гитлерюгенда. Речь о героинях из древних германских сказаниях о богах и героях уже не велась. Многим девушкам из числа бывших энтузиасток становилось до боли понятно, что при нацистском режиме им уготована роль людей второго сорта. Гудрун Паузеванг: «Я, будучи еще девушкой, поняла, что родиться женщиной — это плохая судьба. Мне не хотелось отдавать свою жизнь в распоряжение отечества».

Упреки в том, что нацистский режим относится враждебно к женщинам, вызывали у Гитлера раздражение. В одной из речей , обращенной к немецким женщинам, он попытался иронично сострить на эту тему: «Вот приходит заграница и говорит, что ваши женщины в тоске, что они угнетены, порабощены и унижены. Что вы обращаетесь с ними, как с домашними животными. Что вы не хотите дать им свободу и равноправие. Воистину, то, что одни считают ярмом, для других благодать, а то, что для одних небесный рай, для других преисподняя и наоборот .» Диктатор мог не беспокоиться о возможных требованиях эмансипации со стороны соотечественниц. Анна-Мария Страсоцки вспоминает: «После войны нам сообщили, что мы якобы прожили долгие годы в неволе. Для меня это было новостью. Я и не заметила, что была несвободна. Я ничего не знала о свободе в том понимании, как нам теперь ее разъясняют».