Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР
комиссару государственной безопасности 3-го ранга
тов. Абакумову
Согласно Вашему распоряжению в помещения, занимаемые пленными немецкими генералами, были помещены оперативные работники.
К Паулюсу, Шмидту - оперуполномоченный КРО - мл. лейтенант госбезопасности Тарабрин, хорошо знающий немецкий язык, и уполномоченный Нестеров.
Тарабрину дано задание, не обнаруживая знания немецкого языка, фиксировать все разговоры пленных между собой, оформляя это в виде дневника (прилагается).
Настроение пленных - подавленное.
У группы других генералов (Даниэль, Дреббер и др.) внешне настроение более бодрое, однако Дреббер в беседе с инструктором 7-го Отдела ПУРККА Пиком заявил, что "некоторые генералы думают о возможности са моубийства".
Обо всем вышеизложенном информированы представитель Ставки маршал артиллерии Воронов и член Военного совета генерал-майор Телегин.
По указанию тов. Воронова у пленных изъяты все режущие-колющие предметы.
Приложение: дневник.
Зам. начальника Особого отдела НКВД Донского фронта
майор государственной безопасности Казакевич
31 января 1943 года. Получил приказание разместиться вместе с военнопленными немецкими генералами. Знания немецкого языка не показывать.
В 21 ч. 20 м. в качестве представителя штаба фронта прибыл к месту назначения - в одну из хат с.Заварыгина...
"Будет ли ужин" - была первая услышанная мною фраза на немецком языке, когда я вошел в дом, в котором размещались взятые в плен 31 января 1943 г. командующий 6-й германской армией- генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба - генерал-лейтенант Шмидт и адъютант - полковник Адам.
Фразу насчет ужина сказал Шмидт. В дальнейшем он все время проявлял беспокойство о своих вещах и, тщательно заворачивая в бумажки, прятал в карман недокуренные сигары.
Паулюс - высокого роста, примерно 190 см, худой, с впалыми щеками, горбатым носом и тонкими губами. Левый глаз у него все время дергается.
Прибывший со мной комендант штаба - полковник Якимович, через переводчика разведотдела Безыменского, вежливо предложил им отдать имеющиеся карманные ножи, бритвы и другие режущие предметы.
Ни слова не говоря, Паулюс спокойно вынул из кармана два перочинных ножа и положил на стол.
Переводчик выжидательно посмотрел на Шмидта. Тот вначале побледнел, потом краска ему бросилась в лицо, он вынул из кармана маленький белый перочинный ножик, бросил его на стол и тут же начал кричать визгливым, неприятным голосом: "Не думаете ли вы, что мы - простые солдаты? Перед вами фельдмаршал, он требует к себе другого отношения. Безобразие! Нам были поставлены другие условия, мы здесь гости генерал-полковника Рокоссовского и маршала Воронова".
"Успокойтесь, Шмидт, - сказал Паулюс, - значит, такой порядок".
"Все равно, что значит порядок, когда имеют дело с фельдмаршалом". И, схватив со стола свой ножик, он опять сунул его в карман.
Через несколько минут, после телефонного разговора Якимовича с Малининым, инцидент был исчерпан, ножи им вернули.
Принесли ужин. Все сели за стол. В течение примерно 15 минут стояла тишина, прерываемая отдельными фразами - "передайте вилку, еще стакан чая" и т.д.
Закурили сигары. "А ужин был вовсе не плох", - отметил Паулюс. "В России вообще неплохо готовят", - ответил Шмидт.
Через некоторое время Паулюса вызвали к командованию. "Вы пойдете один, - спросил Шмидт. - А я?"
"Меня вызвали одного", - спокойно ответил Паулюс.
"Я спать не буду, пока он не вернется", - заявил Адам, закурил новую сигару и лег в сапогах на кровать. Его примеру последовал Шмидт.
Примерно через час Паулюс вернулся.
"Ну, как маршал?" - спросил Шмидт.
"Маршал как маршал".
"О чем говорили?"
"Предложили приказать сдаться оставшимся, я отказался".
"И что же дальше?"
"Я попросил за наших раненых солдат. Мне ответили: "Ваши врачи бежали, а теперь мы должны заботиться о ваших раненых".
Через некоторое время Паулюс заметил: "А вы помните этого из НКВД с тремя отличиями, который сопровождал нас? Какие у него страшные глаза!"
Адам ответил: "Страшно, как все в НКВД".
На этом разговор кончился. Началась процедура укладывания спать.
Ординарца Паулюса еще не привели. Он раскрыл сам приготовленную постель, положил сверху два своих одеяла, разделся и лег.
Шмидт разворошил свою кровать, с карманным фонариком тщательно осмотрел простыни (они были новые, совершенно чистые), брезгливо поморщился, закрыл одеяло, сказал: "Начинается удовольствие", - накрыл постель своим одеялом, лег на него, накрылся другим и резким тоном сказал: "Погасите свет". Понимающих язык в комнате не было, никто не обратил внимания. Тогда он сел в кровати и жестами начал объяснять, что ему хотелось. Лампу обернули газетной бумагой.
Читать дальше