А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Первое недоумение вызвал сам вид следственных дел. Работа с архивными документами обнаружила, что приказ № 00447 не может быть надежным путеводителем. Он предписывал заводить на каждого арестованного или группу арестованных краткое следственное дело, к которому приобщать: «ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкету арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение». Мы ожидали увидеть тоненькие папочки на 10–15 страниц, в которых можно обнаружить следы того, как человек, во-первых, был арестован, во-вторых, идентифицировался с одной из названных в приказе категорий и, в-третьих, отправлялся на суд тройки при УНКВД, которая, в-четвертых, выносила ему приговор по первой либо второй категории. А нам на столы ложились огромные тома. Работники архива приносили многотомники, переполненные следственным материалом: десятками протоколов допросов, очных ставок, выписок, свидетельских показаний и заявлений. Упрощенный характер следствия в них явно не просматривался.

Вторая странность обнаружилась при анализе статистики. «Кулацкая операция» оказалась вовсе не кулацкой. Большинство репрессированных в Пермской области были рабочими и служащими.

Но самый главный сюрприз ожидал нас при соотнесении извлеченного из архивных документов содержания с текстом приказа № 00447. На суд тройки выводились, на первый взгляд, совершенно не те категории, которые в нем номинировались. Не было бывших кулаков, пробравшихся на строительство, не было конокрадов и сектантов. Вместо них маршировали взводы повстанцев, отделения диверсантов, выстраивались штабы и центры. Первая реакция была вполне понятной: оперативные бригады, райотделы и городской отдел НКВД приказ просто проигнорировали либо совершенно не поняли.

Впоследствии от этой версии пришлось отказаться. Очень многое прояснил тщательный анализ дел, затеянных примерно за три месяца до появления приказа № 00447. Взаимопонимание инициаторов приказа и его непосредственных исполнителей на самом деле было полным и глубоким, не требующим лишних слов. Оно устанавливалось постепенно, в ходе диалога власти и репрессивных органов, который разворачивался примерно с осени 1936 г. Придя к такому выводу и получив затем ряд других, мы предлагаем их теперь вашему вниманию.

Прежде всего, в Прикамье не было нескольких операций, т. е. не велся отдельно огонь по штабам, и не велась специальная охота на маргиналов, а затем на националов. В исторической традиции, действительно, присутствуют два не связываемых обычно между собой повествования. Первое построено вокруг избиения большевистской гвардии, расправы над легендарными комкорами, комдивами и наркомами. Как во всяком метанарративе, здесь сложился свой пантеон героев и мучеников, своя мифология. Этой традиции уже чуть ли не полвека, и она уже почти так же респектабельна, как ее герои — седоусые красавцы во френчах, с муаровыми подушечками под первыми советскими орденами. Вторая традиция — для тех, кто глух к революционной романтике. Она дерзко выволакивает на свет кочегаров и золотарей, конюхов и трудопоселенцев, ссыльных и уголовников, утверждая, что эти маргинальные персонажи и есть подлинный, самый массовый объект репрессий 1937 г. Эта традиция рисует картину жестокой, но оправданной гигиенической процедуры, чего-то вроде выжигания каленым железом родимых пятен капитализма. И почему-то практически не предпринимались попытки увидеть оба процесса в качестве взаимодополняющих составных частей одной операции. Да, стреляли в разные стороны и по разным мишеням. Но логика в этом процессе была, и это отнюдь не паническая пальба по толпе, хотя внешне все выглядело очень похоже.

Какая же модель могла бы объяснить происходившее в 1937 г.? К примеру, нижеследующая.

Вообразим себе ситуацию: в современный мегаполис прибывает носитель смертельно опасного вируса. Он спускается по трапу самолета, проходит сквозь аэропорт, садится в метро (или такси), останавливается в отеле, посещает супермаркет, оправляется в кино или на футбол. А после возвращается к себе в номер, где и погибает в страшных мучениях. Утром о его смерти становится известно главному санитарному врачу города, и тому срочно приходится издавать приказ, в котором следует указать круг лиц, подлежащих изоляции. Так вот, то, что он напишет, и будет точным аналогом оперативного приказа № 00447 наркома внутренних дел СССР. Там будут указаны приблизительные категории, внутри которых точно будут находиться смертельно опасные для окружающих вирусоносители. И дюжие санитары будут неделями, падая с ног от усталости, вламываться в дома каких-нибудь «граждан, во второй половине дня 18 августа ехавших в трамвае № 2», хватать и волочь их в карантин, а также их близких и сослуживцев, без всякой видимой системы и жалости.