А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Национальный состав арестованных служителей культа довольно однороден: абсолютно преобладают русские — 184 человека (97 %), затем идут татары — 3 человека (2 %) и башкиры — 2 человека (1 %). Прочие национальности встречаются только в среде сектантов (3 финна, 2 коми-пермяка, 1 коми-зырянин, 1 полька, 1 мариец).

Как показывает анализ обвинений (таблица 7), по которым были осуждены арестованные священники, единственными статистически значимыми квалификациями оказались, в конце концов, антисоветская агитация (АСА) — 44 приговора (29 % вынесенных в данной категории), а также АСА в сочетании с участием в контрреволюционных повстанческих организациях — 27 приговоров (18 % вынесенных в данной категории) и АСА в сочетании с антисоветской деятельностью — 9 приговоров (6 % вынесенных в данной категории), АСА в сочетании с контрреволюционной деятельностью — 12 приговоров (8 % вынесенных в данной категории) и КР, повет. (?) — 13 приговоров (8 % вынесенных в данной категории). Это, как ни странно, показывает практически полный провал попыток представить священников деятельными террористами, диверсантами и т. п. Основным пунктом обвинения все-таки осталась «болтовня», т. е. агитация, чего и следовало ожидать от священников и мулл, чья профессиональная деятельность неизбежно связана с произнесением публичных речей — молитв, проповедей и т. п. Примерно каждый третий приговор, следовательно, сводился к сакраментальному «Превратил церковный амвон в трибуну для антисоветской агитации».

Рассмотрим несколько репрезентативных в том или ином отношении дел. Одно из них, хотя и рассматривалось тройкой при УНКВД Свердловской области, было завершено до появления приказа № 00447 и попало под его действие «задним числом». Это дело — прекрасный пример «активизации деятельности церковников» и того, что за ней обычно следовало, т. е. ликвидации небольшой локальной и, как выяснилось, выдуманной контрреволюционной группы. Точнее было бы выразиться так: группа-то была реальной, а вот контрреволюционной ее сделало следствие. Однако, как бы там ни было, дело о «черной свадьбе» писано почти с натуры, и эта натура подчас намного увлекательнее всех фантазий оперуполномоченных НКВД.