Даниил Альшиц - Начало самодержавия в России

Памятник, который Иван Грозный замыслил воздвигнуть себе, или, вернее сказать, задуманному им делу создания единого и могучего самодержавного Московского царства, ему достроить не удалось. И не по той элементарной причине, что в самый разгар работ «главный архитектор» вдруг скончался. Дело, как нам представляется, в другом.

Грандиозное сооружение Грозного и не могло быть завершено, как не могла быть достроена «до самого неба» Вавилонская башня.

Идея возвеличения самодержавной монархии в качестве венца и конечной вершины исторического развития, как известно, не Грозным порождена и не на нем окончила свое существование.

Апология монархической формы правления всегда была предельно далека от истинного понимания социальной и политической сути монархической власти. Великий философ XIX в., основоположник диалектического метода в изучении исторических событий Гегель, объявив прусскую монархию вершиной и конечным результатом развития «мирового духа», оказался ничуть не ближе к истине, чем русский самодержец XVI в. — метафизик и мистик по своим философским воззрениям Иван Васильевич Грозный.

Претензии монархических правителей, хотя бы самых законных, на признание их власти высшей и наиболее совершенной формой политического правления, по сути дела являются не чем иным, как высшей формой самозванства.

Ивану Грозному довелось при жизни испытать всю непрочность своей идеи о венчающем, завершающем историю характере установленного им «самодержавства». Он успел убедиться, что история не прекратила своего течения. Более того, ее бурный поток устремился отнюдь не по тому руслу, по которому его хотел направить «царь и государь всея Руси по божьему велению, а не по многомятежному человеческому хотению» Иван IV. Стоило ему одолеть одних своих «изменников» и «недоброхотов», как словно из-под земли вырастали новые их когорты и легионы. Стоило ему, например, принять венец самодержавного даря и подавить «старых» родовитых бояр, как свои же соратники и «советники», набравшие силу, стали «снимать с него власть» и «государиться» сами. Только разгромил он с помощью опричнины этих врагов, как появились новые из числа самих опричников. Вот и приходилось снова и снова перестраивать верхний этаж огромной идеологической пирамиды — последний том Лицевого летописного свода. При этом становилось все более очевидным, что завершить задуманный памятник великим успехам и славным делам удастся не скоро. Едва успел царь, потратив много труда и сил. возвеличить в царской летописи свою победу над Казанским ханством, как случилось страшное поражение от «бессермейского» крымского хана, завершившееся сожжением Москвы. Настала полоса поражений в Ливонии. Нищала и приходила в запустение страна.

Возможно, что мысль о завершении последнего тома Лицевого летописного свода и продолжала жить в намерениях Ивана Грозного. Но история давала все меньше и меньше материала для рассказов о внутренних и внешних победах, успехах, о процветании царской державы. Вспомним, что последними словами последней по времени появления приписки царя на листах Лицевого свода были такие: «И оттоле бысть… в боярах смута и мятеж, а государству почала быть во всем скудость». От такого печального признания, хотя и взваливавшего вину на «бояр», было надо думать, не просто, если не невозможно, перейти к другим, более радужным повествованиям. Вот в чем действительно серьезная причина того, что создание грандиозного летописного свода, памятника, возвеличивающего успехи царствования Грозного, остановилось.

Установление в России XVI в. самодержавия было подготовлено всем ходом предшествующей русской истории и соответствовало уровню развития производительных сил (характер и уровень сельскохозяйственного производства, характер и уровень развития городов).

Победа самодержавия над силами, препятствовавшими его установлению, готовилась тщательно и исподволь. Огромное значение придавалось идеологическому обоснованию перехода к единовластию. Помимо собственных публицистических произведений царя, ярко и страстно отстаивающих идею самодержавия, большую роль сыграли и другие историко-публицистические произведения того времени, созданные для того, чтобы на историческом материале доказать исконность самодержавия на Руси и несравненное его преимущество перед всеми другими видами государственного устройства.