Даниил Альшиц - Начало самодержавия в России

Несколькими строками выше Штаден между делом обмолвился, что у него уже был в то время двор в опричнине. Но если он уже был опричником, то как мог он торговать вином в земщине? Не кто иной, как сам Штаден уверяет, будто за общение опричников с земскими и тех и других подвергали жестокой расправе. Во-вторых, как могли «простолюдины из опричнины», т. е. простые посадские жители и крестьяне, жаловаться на царского слугу — опричника? В-третьих, почему опричные жалуются на опричника на земском дворе? Чем им вообще мешает корчма, открытая в земщине, т. е. в другой части города? Вполне очевидно, что опричнина здесь, как и на других страницах данного сочинения, названа Штаденом для красного словца. На деле же речь идет о жалобе жителей посада — «простолюдинов» в земский двор на обосновавшегося у них мошенника-шинкаря. Это заключение подтверждается дальнейшим сообщением Штадена.

«На земском дворе начальником и судьей был тогда Григорий Грязной». Свидетельство само по себе исключительно интересное. Оно говорит о том, что административного отделения земщины от опричнины не было с самого начала и о том, что не только после 1572 г. опричники оказались в руководстве земскими учреждениями, но что такое положение существовало изначально.

Штаден заявляет, что Григорию Грязному он «полюбился, точно сын родной, как он говаривал. Вот что делали деньги, перстни, жемчуг и т. п.». Как утверждает Штаден, Грязной «сказал всему миру: "Двор этот принадлежит немцу. Он иноземец и нет у него друзей-покровителей"». Если это так, Грязной своими словами засвидетельствовал «всему миру», и в том числе нам — историкам, что Штаден, заявляющий, будто был в тот момент опричником, в действительности им не был. Об опричнике, обласканном царем, не скажешь, что нет у него «друзей-покровителей». Тем более что, как уверяет сам Штаден, царь прислал в земщину указ, надежно ограждающий интересы опричников: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». «Так все и осталось, — пишет тут же Штаден и продолжает: — В земщине был у меня еще один двор..».

Далее Штаден рассказывает: «Когда великий князь дал нам (иноземцам. — Д. А.) поместья, занимался наделением землей Иван Висковатый». Вот это вполне точно. Благоустройством иноземцев занимался глава Посольского приказа известный деятель земщины И. М. Висковатый. Однако не было и не могло быть того, чтобы Висковатый наделял землей опричника.

Тут же Штаден пишет: «Так как я постоянно бывал у первого боярина Ивана Петровича Челяднина… то этот боярин… приказал дать мне то поместье, о котором я и бил челом». И. П. Челяднин мог распоряжаться только земскими делами и раздавать опричникам поместья не мог ни в опричнине, ни в земщине.

Итак, у Штадена в земщине два двора, корчма и поместье. Дела его решают на земском дворе. Он пользуется покровительством руководителей земщины, постоянно с ними общается, а опричника Грязного (управляющего земскими делами) вынужден подкупать, как, надо думать, поступали многие земские. В своих ранних сочинениях, в которых Штаден еще не выставляет себя опричником, он постоянно говорит об опричниках с возмущением: «Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них были тайно убиты», они «обшарили всю страну», «сами составляли себе наказы» на ограбление земских, «по своей прихоти и воле. . истязали всю русскую земщину», они «не могли насытиться добром и деньгами земских». Здесь он ни разу не ассоциировал себя с опричниной. Дважды и совершенно по-разному изображает Штаден свое участие в битве на Молодях с ордами Девлет-Гирея в 1572 г. Два этих рассказа настолько лишены каких-либо реалий, кроме тех, которые знали буквально все жившие тогда в русском царстве люди (например, о пленении Дивея-мурзы и т. п.), настолько неправдоподобны и настолько противоречат один другому, что создается впечатление — Штаден вообще не принимал участия в этих боях. Так или иначе, в своих первоначальных воспоминаниях он определенно говорит, что находился в земском войске под командой воеводы М. И. Воротынского. «Мы», «нас», «нам» — то и дело повторяет он, вписывая себя в число подчиненных земского воеводы. Ни опричнина, ни опричный воевода Д. И. Хворостинин в этом рассказе даже не упоминаются. Нет здесь речи и о том, что сам Штаден имел какое-либо отношение к опричным полкам.

Итак, Штаден во всех своих сочинениях, включая «Автобиографию», где прямо, где косвенно, по достаточно определенно говорит о своей жизни в земщине. Рассказывая о «земской» жизни Москвы, он сообщает множество безусловно верных и точных деталей. Большинство из них находит подтверждение в русских источниках и в сочинениях других иноземцев. Как только Штаден заговаривает об опричнине, а тем более о своей службе в ее рядах, он погружается в бездну несусветной лжи и непримиримых противоречий.