Александр Ржешевский - Вторжение. Судьба генерала Павлова

Черная эмка мелькнула на холме, спустилась в ложбину и вот-вот должна была выехать из-за поворота рядом с мокрым разлапистым ельником. Ганс предостерегающе поднял руку.

Обер-лейтенант фон Шлиппен получил в мае повышение, стал гауптштурмфюрером. Перешел с началом кампании в войска СС. Но сейчас он был одет в простую красноармейскую форму, как и Фриц, обряженный простым солдатом. Абверовские звания у них еще недавно были одинаковые, но Фриц во всем слушался напарника. По слухам, Длинному Гансу предстояла большая карьера. На эту операцию он вызвался сам. Затем его должны были забрать наверх. Для выполнения особых заданий. Наверняка связанных с убийствами.

Длинный Ганс убивал, не колеблясь ни минуты, своих и чужих. Его водянистые глаза не знали сомнений. И Фриц каждый раз робел, оставаясь с ним наедине. На пятом месяце службы в абвере он так и не приучил себя равнодушно смотреть на убитых.

Эмка вынырнула из-за поворота, остановилась на поданный Гансом знак. Водитель вышел из машины и, не торопясь, направился к ним, как человек, уверенный в своей власти и силе.

Фриц замер, глядя на приближавшегося русского офицера. Мысленно он уже считал его мертвяком. Как тех других, сваленных часом раньше в лесном распадке. Те уже перестали быть людьми, о них даже памяти не останется, подумал Фриц. Так же погиб его отец где-то в этих местах двадцать лет назад. Фриц писал стихи, почитал Гете и в мгновения перед убийством остро переживал превратности судьбы. Надо было привыкнуть к тому, что еще секунда-другая и этот крепышок «русиш-официр» перестанет видеть нарождающуюся зарю, слышать гомон пробуждающихся птиц.

Как бы в подтверждение этих мыслей в ближних кустах защелкал соловей. Фриц спохватился и поднял винтовку, как полагалось патрульному. Хотел передернуть затвор. Но Длинный Ганс, набычившийся, похожий на беспокойного лося, запретил стрелять, чтобы не уехали сидевшие в машине люди. «Нихт шиссен», — произнес он вполголоса. Фриц с готовностью изобразил понимание: если уж у руля оказался такой высокий чин, значит, в машине осталась птица поважнее. Угадать не смогли, русская эмка остановилась в тени высокого дерева, и внутри ее нельзя было ничего разглядеть.

Разделаться с майором следовало незаметно, и Фриц ничуть не сомневался, что Длинный Ганс сделает это четко и чисто, как на показательных занятиях. Его клешнятые руки обладали невероятной силой, умноженной тренировками, где каждое движение доводилось до автоматизма.

— Документы, пожалуйста, — четко произнес на русском Длинный Ганс, увлекая майора за раскидистый еловый выступ, словно там, в закутке, находился главный проверяющий.

Едва тяжкий еловый лапник закрыл от них эмку, огромный, как лось, Ганс мгновенно переместился назад и оказался за спиной русского.

Майор нутром почуял опасность, потому что в глазах стоявшего напротив рыжего недомерка мелькнул испуг. Вместо того чтобы оглянуться, он резко отклонился в сторону. Удар Длинного Ганса пришелся в пустоту. Майор повернулся, и два тела слиплись с треском, налетев друг на друга. И немец, и русский знали, как убивать. Длиннорукий Ганс набросился сокрушительно. Но медвежья неторопливость русского майора вдруг взорвалась таким стремительным напором, что атакующий лось провалился. Не успев нанести смертельный удар, упал как подкошенный. Рыжий Фриц, отрывая от ладони побелевший палец, изо всех сил нажимал на спусковой крючок. Но винтовка молчала, выстрела не было.

— Гот! Гот! — сорвалось с его губ.

Не открывая огня, майор ударил его рукояткой пистолета в висок, понимая, что рыжий недомерок, подобно его длиннорукому напарнику, должен быть сражен без околичностей — насмерть.

Пока рыжий вместе со стихами и памятью об отце валился, закатывая глаза, майор успел оглянуться, оценить обстановку, убедиться, что других диверсантов нет. Быстрым шагом вернулся к машине. В глазах ожидавшей женщины плеснулся испуг, и Щепинов на мгновенье представил, что бы с ней было, окажись он поверженным. Взявшись за руль, произнес только одно слово:

— Порядок!

Эмка сорвалась с места.

Они пролетели мимо светящихся на заре березовых рощ и скрытых туманом оврагов, мимо двух обезлюдевших деревень. Майор не произнес ни слова, Надежда не знала, что и думать. Видно, проверка оказалась строгой, и майор решил не отвлекаться.

Повернувшись, спросил внезапно:

— Нет близко знакомой деревни, где бы ты могла остановиться?