Александр Ржешевский - Вторжение. Судьба генерала Павлова

Ему не в чем было себя упрекнуть. Беспомощность подчиненных… Вот тут он дал маху. Выбор Павлова был неверен. Надо пройтись по всем остальным, начиная с Тимошенко. Не говоря уже о Ворошилове. Тот каким-то образом в тени Семена продержался в Гражданскую. И вовремя сменил Фрунзе. Нет, Клим свое отработал. Он уже на Финской кампании опростоволосился. А кого там можно было выделить? Да никого. А ведь он, Сталин, все им дал, этим военным. Вооружение было лучше финского. Да и сейчас на границе скопилось больше танков и самолетов, чем у немцев. Это же надо было все потерять и разбазарить! Где истребители? Разве мало почета он выдал этим «сталинским соколам», не успевшим взлететь? Их раздавили, как муравьев на земле. Кто обязан был думать? Разве ему бегать и заводить каждый мотор?

Значит, выбор был неточен. Вот здесь его вина велика! От этого чувства вины может избавить только смерть. Подбор кадров был всегда его гениальная стезя. Она помогла ему свалить, казалось, неодолимую силу — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. Они хотели царствовать вечно в своей знакомой заводи. «Тончайшая пленка», как говорил Ильич. А его собирались держать до поры до времени чернорабочим. Подручным верховных жрецов. А он взял да и объявил ленинский призыв. Благодаря призыву «тонкая пленка» растворилась в огромной массе горячих жадных ртов, которым был понятен лишь один указующий перст. И никто из этих верховных жрецов не почуял начало конца. Даже Троцкий, этот прожженный интриган, иуда, признался в своей пачкотне, что был поражен, когда Сталин, словно откинув занавес, явился во всеоружии власти или что-то в этом роде. И Молотов, и Буденный, и Ворошилов сыграли свою роль. Хотя были серостью. Он, Сталин, умел подбирать кадры. Но как он мог ошибиться в Павлове? Этот просчет жег его, словно раскаленный шкворень. Конечно, не Мехлиса ставить полководцем. Мехлис пусть судит. Но были возможности заменить Павлова Кирпоносом, Ватутиным, Мерецковым. Или те трое так же бы прогорели? Кстати, по сравнению с ними Павлов смотрелся предпочтительнее. Суров, некрасив, предан. Исполнителен до самозабвения. Проверен танковыми боями в Испании.

Мысленно Сталин отмахнулся от набивших оскомину доводов. Теперь, когда все причины катастрофы сошлись на командующем, прежние соображения стали казаться нелепой ошибкой. Личная храбрость тут ни при чем. Как полководец, он оказался бессилен. И остальные ему под стать.

Неслышно возник Поскребышев. Доложил о приходе Ватутина. Полноватый заместитель Жукова вкатился так же неслышно и мягко. Но глаза смотрели без страха, спокойно. «Есть что-то в этих начинающих толстяках, — подумал Мехлис. — Избыток жизненных сил или отсутствие расчета? Но это бесстрашие следует понять и объяснить. Хотя бы себе».

Прозвучавший голос и грозный прищур не предвещали посланнику Генштаба ничего хорошего.

— Скажите, товарищ Ватутин, как получилось, что на бобруйском, главном направлении удара немцев, наших сил оказалось меньше, чем в других местах? Например, в Барановичах?

Сталин с разворотом внимательно, изучающе поглядел на генерала. Тот замер, но ни одна черточка не дрогнула на лице. Хотя в самом вопросе таилась для него смертельная угроза.

— Вы можете объяснить?

— Да, товарищ Сталин, — голос Ватутина звучал глуховато, но отчетливо. — В первые дни войны Павлов выехал на фронт в район Барановичей и лично руководил войсками на брестско-московском направлении. Считалось, что основной удар пройдет через Барановичи на Минск. А на самом деле половина сил противника нанесла удар по старой Варшавско-Московской дороге через Слуцк в направлении на Бобруйск. Барановичское направление Павлов укрепил за счет войск, которые дислоцировались на слуцко-бобруйском направлении. Обратно вернуться они уже не смогли.

— Он что? Уехал самовольно в Барановичи?

— Нет, Генштабу было известно.

— Ас кем согласовывал Павлов это решение? С вами? Или с Жуковым? А может быть, с Тимошенко?

— Разрешите выяснить, товарищ Сталин.

— Ладно. Не любите говорить об этом просчете. Потому что это ваша общая вина.

Сталин помедлил.

Со слов Ватутина получалось, что военные планировали и действовали. И выглядит это вполне солидно со всеми их ошибками. А если брать по результату — выходит неоглядное стихийное бегство.

— Подождите в приемной, — недовольным тоном обронил Сталин. — А мы с товарищем Мехлисом закончим разговор.

Вернувшись к столу, он взял погасшую трубку и начал ее усиленно разжигать. Это действие нисколько не мешало ходу мыслей, даже, наоборот, помогало. До сих пор беспомощность и безликость всего генеральского корпуса поражали его. Конечно, в определенных дозах бездарность и серость необходимы. Они — цемент, скрепляющий пирамиду власти. Но если вся пирамида состоит из одного цемента, она когда-нибудь треснет и рухнет… Если не поставить вовремя на ключевые посты инициативных людей, а не только исполнителей. Неужели он так промахнулся, что приблизил свой смертный час? Не только свой, а всего своего дела и великого государства, которым гордился. Гитлер, по всей вероятности, в этом не сомневается. Прекрасно быть победителем. Ему, Сталину, сие не раз было ведомо. Разве великое государство — не его собственная победа? Так же, как Ивана, Екатерины, Петра… Но сейчас он, созидатель державы, был близок к отчаянию. Впору сложить крылья. Но у него натура не птичья, а медвежья. Поэтому смертный счет самому себе рано открывать. Огромность несчастья, неотвратимость движения вражеских полчищ заставляли его судорожно искать выход. Спящий гений снова зашевелился. И это означало, в первую очередь, поиск нужных людей, с которыми можно вести войну. Ни Тимошенко, ни Ворошилов, ни Мехлис, естественно. Этот нужен для наблюдения и судебной расправы. На Юго-Западном фронте один генерал опрокинул немцев встречным ударом и даже просил разрешения двинуться на Варшаву. Но не учел в запале боев общей обстановки. Но каков сам по себе факт! Надо проверить. Рокоссовский, кажется. И есть, безусловно, еще один — победитель самурайских вояк. Генштаб — не лучшее применение его способностям. Тут надо подумать, переменить, наделить правом выбора. И не скупиться. Да — Жуков! Потом, с помощью этих двух, найдутся и другие.