Огонь тем временем усилился.
— Пора, Иван! — разобрал он наконец вразумительную речь.
Русские готовились отходить. Иван, очевидно, был тот, заросший щетиной, с квадратным лицом.
Из-за ближней избы вывернул танк и с грохотом, сметая все на пути, двинулся к ним. Выстрел из танковой пушки и ослепительный взрыв дали Леммингу шанс. Опираясь связанным локтем, потом коленями, он выбрался из ямы и побежал.
— Пора, Иван! — донеслось опять.
— А этот?
Лемминг бежал со связанными руками. Шедший на выручку танк вдруг вспыхнул ослепительно синим светом. Но погибал не танк, а обер-лейтенант Лемминг. Деловито посланная пуля впилась в спинной мозг и перерубила его пополам.
Прорыв через занятое немцами село обошелся русским дорого. Остатки щепиновского полка, а вернее, горстка солдат без командира просачивались сквозь заградительный огонь немцев поодиночке. И уже никто не помнил, в чем заключалась изначальная задача командования.
* * *
Разъяренные немцы метались по селу и светом танковых фар нащупали бегущих женщин. Черный совхозный сад, притаившийся за селом, разом вспыхнул и затрещал, разваливаясь под многотонной броней. Рыжая Верка долго бежала и никак не могла убежать. Попыталась укрыться за старой яблоней от надвигающейся громадины. И обеими ногами попала под танковую гусеницу. Боль пришла не сразу. Жажда жизни пробилась сквозь леденящий навалившийся ужас. Она успела протянуть Надежде руку с мольбой о спасении. И та попыталась ее схватить. Но вдруг сама поднялась. Взрывом ее бросило в кусты. Когда она очнулась, звезды стояли высоко. Чьи-то руки обхватили ее и поволокли бережно по черной земле. И она чувствовала рукой скользившую меж пальцев траву. Потом почудилось зарево.
Степанидин дом наконец вспыхнул от разлитого керосина. Из перепившихся там немцев погибли двое. Уцелевшие солдаты вспомнили Курта, которому, по их мнению, повезло. Потому что от вина он впадал в беспамятство и мог вполне оказаться среди сгоревших.
Ветер переменился, и Степанидин дом яростно и быстро догорел, не затронув соседние строения.
Немецкие танки, разворотив совхозный сад, расправились с бегущими женщинами и еще долго ревели и носились кругом, точно не могли насытиться кровью убиенных.
— Разберитесь там, на Западном фронте, соберите Военный совет и решите, кто, кроме Павлова, виноват в допущенных серьезных ошибках.
Сталин неприязненно оглядел светлые дубовые панели на стенах кабинета и зеленый длинный стол для заседаний, словно его незримые сейчас участники оставались тут и даром тратили время. Но он их знал поименно.
Стоявший посреди кабинета черный вихрастый Мехлис по-военному вытянулся.
— Слушаюсь, Иосиф Виссарионович.
Это была вольность, которую он иногда допускал, рискуя и отчаиваясь в попытке найти точную меру доверия вождя. Порывом сиюминутной смелости он был обязан утреннему телефонному разговору, из которого понял, что, оставаясь наркомом, он получает от Сталина новое ответственное задание. Только при абсолютном доверии Сталин разрешал иногда называть себя по имени-отчеству. На этот раз попытка удалась, и Мехлис немного расслабился.
Отложив угасшую трубку, Сталин остановился у окна. Но глаз его не видел солнечного света и зелени. Все застилалось дымами и пожарищами. Людская масса — солдатская и гражданская — не имела конкретного выражения. Но лица отдельных военачальников он видел четко. И прежде всего Павлова, в котором так ошибся.
Он знал силу своего слова не хуже Мехлиса. Названная фамилия командующего фронтом уже сделала его изгоем в глазах Мехлиса. Но одним именем Сталин не хотел удовлетвориться. Должны ответить и другие. То, что военные в основной массе не справились со своими прямыми обязанностями, не рождало в нем ощущения собственной вины. Но бездарности своих генералов он поражался.
Кажется, все им было дано — и почет, и уважение, и куча благ. Требовалось немного старания и способностей. Но оказывается, и этого не хватило. Грозное веяние догадки настигло его после Финской. Но тогда, кажется, все разобрали, посыпали головы пеплом за допущенные ошибки. Поняли. И вот опять! Но теперь ошибки и беспомощность оборачиваются не тысячами лишних трупов, а всеобщей неотвратимой гибелью. По крайней мере, ни одна попытка задержать вторжение не удалась. От этой мысли точно железный стержень возник внутри и не давал согнуться.
Он все делал правильно. И заключил пакт с Гитлером, улыбаясь. Знал, что это лишь временная отсрочка, что этим негодяям доверять нельзя. Но ведь даже временный выигрыш бесспорен.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу