Александр Каждан - Два дня из жизни Константинополя

Таким он был в молодости, и таким же жадным до женщин оставался до конца своих дней. Позднее, когда Андроник покинул империю и жил в Антиохии, он влюбился в принцессу Филиппу, младшую сестру антиохийского князя Боэмунда III. Филиппа была прекрасна и молода, Андронику уже давно перевалило за сорок. Он пренебрегал приличиями, устраивал торжественные шествия по улицам Антиохии, а за ним шли высокие светлокудрые юноши с серебряными луками. Он и сам был строен, как пальма, и, несмотря на возраст, дерзко носил облегающие одежды. Филиппа сопротивлялась недолго, она стала любовницей Андроника.

Скандал разразился тем более грандиозный, что родная сестра Филиппы — антиохийская принцесса Мария-Ксения — была замужем за императором Византии, за багрянородным Мануилом, за кузеном Андроника!

Страсть к Филиппе, так внезапно вспыхнувшая, погасла столь же скоро. Может быть, девушка надоела Андронику, может быть, его напугали угрозы Мануила, но как бы то ни было, он расстался с антиохийской принцессой. Расстался, чтобы новой своей связью еще более шокировать двоюродного брата.

Вдова иерусалимского короля Балдуина III красавица Феодора была племянницей Андроника. Ничего удивительного, что она тепло встретила дядю, покинувшего и византийские пределы, и гостеприимную Антиохию. Но за воспоминаниями о «царице городов» Константинополе, о родных местах, о знакомых пришла близость — гораздо большая, чем обычно между племянницей и уже стареющим дядей. Андроник стал жить с Феодорой.

И много лет спустя, когда уже умерла законная жена Андроника (мы не знаем ее имени), оставившая ему двух сыновей, Мануила и Иоанна, и дочь Марию, когда умерла уже Феодора, родившая ему незаконного сына Алексея, когда, наконец, исполнилась мечта Андроника и он, старый и плешивый, занял константинопольский престол, — в это кровавое время он не забывал о женщинах. И хотя он женился на Анне-Агнесе, девочке, оставшейся вдовой после гибели Алексея II, старик пылал любовью к Мараптике, и двух этих женщин он взял с собой на триеру, поспешно отправляясь в плаванье, ставшее для него последним.

Святая святых византийской общественной жизни, семья была расшатана в это время, — расшатана и не заменена никакой другой социальной группой, которая могла бы сделаться ядром человеческого сплочения.

Эта общественная ситуация до какой-то степени позволяет понять характер Андроника. Он унаследовал черты византийского аристократа, формировавшиеся в условиях вековой социальной нестабильности, он был византийцем до мозга костей — со стремительно меняющимися страстями, с готовностью каяться и плакать, с индивидуалистической жаждой благополучия при полном пренебрежении к правам и интересам других людей. И вместе с тем он действовал в ту пору, когда ослабела степенность имперского ритуала, та торжественная церемониальность, которая создавала иллюзию стабильного в нестабильном, иллюзию общественного бытия в индивидуалистически отчужденном. Расшатав старые этические нормы, XII столетие не создало новых. Оно было донельзя непоследовательным, соединявшим новаторство с архаизмом.

Андроник жил двумя жизнями. В одной — о которой все знали — он служил государю, как и все византийские аристократы: управлял провинциями, командовал войсками, взимал налоги, терпел поражения. В другой — тайной — он сколачивал этерию преданных ему воинов, заводил переписку с соседними монархами, готовил заговор против Мануила. Однажды темной ночью он вызвал своих людей к лагерю императора: всадники ждали в кустах, а сам Андроник, скрыв кинжал под итальянским плащом, стал пробираться к шатру, где спал его царственный кузен. Не подозревал он, что охране Мануила ведомо о нем все, что его письма венгерскому королю известны в Константинополе, что за каждым его шагом следят. У императорской палатки Андроника остановили — ему оставалось только сделать вид, будто он вышел по своей нужде.

Мануил не сразу приказал арестовать кузена-заговорщика: уверенный в себе, он не страдал манией преследования. Он помнил о детских забавах, о совместных шалостях. Он многое прощал — но в конце концов терпению пришел конец, и Андроник был брошен в тюрьму.

Девять лет он провел в заключении. Ему удалось бежать, но какие-то крестьяне узнали его, связали и отправили в столицу. Он не сдавался, сделал восковой оттиск замка от темницы, в которой его содержали, передал друзьям. По восковой модели кузнец отлил ключи, и ночью Андроник вышел, аккуратно запер за собой дверь, чтобы тюремщики не сразу хватились, перелез через стену к морю, куда должен был подойти челн, посланный друзьями. Тут-то натолкнулся на него часовой — однако Андроник ухитрился выдать себя за другого, за какого-то безвестного должника, и, протянув нищему солдату набитый золотом кошелек, убедил стражника закрыть на все глаза.