Владимир Снегирев - Вторжение

Предложения наши были приняты, кроме направления воинских подразделений.

Ф. А. Табеев. Через меня просьбы Амина о вводе войск не проходили. Видимо, он пользовался другими каналами. Помню, единственно, что во время одной из встреч в середине декабря, когда наша десантная дивизия уже была в Афганистане, Амин очень просил «прикрыть» еще и Бадахшан. Видимо, потому, что с этим районом были связаны интересы его брата. И еще одна причина была: там всегда существовали сильные сепаратистские настроения. Исмаилиты сохраняли относительную независимость при всех режимах, а Амина они попросту не признавали.

—

Хочется понять: была ли тогда реальной угроза падения режима?

—

Была реальная угроза контрреволюционного переворота под флагом исламских фундаменталистов. К тому времени они накопили большую силу. Кабул же. напротив, был ослаблен. Армия после аминовских чисток и репрессий обезглавлена. Духовенство восстановлено против. Крестьянство — против. Племена, тоже натерпевшиеся от Амина,—- против. Вокруг Амина оставалась кучка холуев, которые, как попки, повторяли за ним разные глупости о «строительстве социализма» и «диктатуре пролетариата».

Созданная на востоке крупная так называемая «кунарская группировка» мятежников была в состоянии захватить Кабул в течение 24 часов. Ждали только приказа.

Теперь, спустя годы, известно, что

—

решение ввести в Афганистан войска приняли в «узком кругу» четверо: Генеральный секретарь Брежнев, председатель КГБ Андропов, министр иностранных дел Громыко, министр обороны Устинов;

—

принималось это решение за спиной народа и партии, не все высшие руководители страны знали о нем;

—

события в Афганистане стали апогеем брежневской доктрины, предполагавшей военизацию советской внешней политики в условиях паритета и содержавшей явно ошибочный взгляд на страны «третьего мира» как на потенциально социалистические.

«...Мы противопоставили себя мировому сообществу, нарушили нормы поведения, пошли против общечеловеческих интересов... Поучительно то, что в этом случае были допущены и грубейшие нарушения нашего собственного законодательства, внутрипартийных и гражданских норм и этики»,—говорил Э. А. Шеварднадзе 23 октября 1989 года на заседании Верховного Совета СССР.

Теперь мы все это знаем, усвоили. Ну, а тогда, в семьдесят девятом?

Судя по всему, даже в «узком кругу», то есть в «большой четверке», во всяком случае, вначале, не было единства мнений по афганскому вопросу. Более умеренную позицию занимали Брежнев и Громыко, двое других придерживались жесткого курса, причем самым решительным образом был, как утверждают, настроен Андропов, и именно он активно склонялся к военному решению, именно его аргументы в пользу военной акции звучали чаще всего, его голос был самым твердым. Устинов же во всем соглашался с ним.

Об этом говорят люди, которым по роду службы полагалось знать все.

Профессиональный дипломат Андрей Михайлович Александров-Агентов с 1961 года был помощником Л. И. Брежнева по вопросам международной политики. Андропов после кончины Леонида Ильича, сменив, как водится, «команду» референтов и помощников, сделал исключение только для Александрова-Агентова. Как ни удивительно, и следующий лидер — К. У. Черненко, окружив себя «своими», международные вопросы оставил за Андреем Михайловичем. И даже с приходом М. С. Горбачева, когда аппарат был подвергнут значительной перетряске, в судьбе старого политика не изменилось ровным счетом ничего — пока он сам не попросился на отдых.

Если Андрей Михайлович когда-нибудь соберется обнародовать свои воспоминания, то, разумеется, страницы о войне в Афганистане найдут там достойное место. Думается, нам он рассказал далеко не все из того, что знает.

—

Во-первых,— подчеркнул он,— вся ситуация с Афганистаном, с самого начала событий, возникла для нас внезапно, как снег на голову. Я помню, Леонид Ильич в беседе с кем-то из иностранных гостей сетовал на то, что он и другие руководители страны узнали об Апрельской революции из сообщений корреспондентов. Мы никак не влияли на то, что там готовилось и произошло. До этого отношения с королевским, а затем даудовским Афганистаном были отличными. Хорошо помню поездку Брежнева туда в 1961 году — в ранге Председателя Президиума Верховного Совета СССР... Король Мухаммад Захир-шах весьма радушно принимал советского гостя. Бескровный переворот 1974 года:, в результате которого М. Дауд сверг своего дядю, ликвидировал монархию и сам возглавил Афганистан, был для нас вполне неожиданным. Но Дауд до этого занимал пост премьер-министра, мы хорошо знали его, и на отношениях между государствами тот переворот практически не отразился. Потом произошла «самостийная» революция — на мой взгляд, типичный военный переворот. Его осуществила сравнительно небольшая группа левацки настроенных офицеров. Взяв власть, они выдвинули лозунги социалистического развития и первым делом обратились к Советскому Союзу с изъявлениями горячей дружбы.