Николай Москвин: Лето летающих

Это "пускают". Но тут же и "гоняют". В том же чистом вечернем воздухе, освещенные тем же закатным солнцем, кружат голуби - кольцами, кольцами, словно оставляя в небе незримые венки. То стайка-кольцо, видимая с ребра и потому затененная, кажется синей; то, развернувшись, встав на ребро, показывая белые грудки и белые нежные подкрылья голубей, стайка-венок вдруг вспыхивает розовым, закатным цветом...

Змеевики и голубятники жили между собою удивительно мирно, покойно, ибо друг друга не понимали. Одни не понимали, что интересного в подергивании нитки, на конце которой что-то болтается; другие - что интересного в круговерчении птиц, когда сам стоишь без дела.

Но между собой и у змеевиков и у голубятников шла тайная и явная борьба. Даже у нас с Костей однажды из-за змея ссора была. Однако и змей же - к тому же еще и чужой - помирил нас. Но об этом еще будет время рассказать...

2. ГРАФИН СТАКАНЫЧ

Научил нас клеить змеев столяр-краснодеревщик Ефим Степанович.

Проходя мимо приземистого трактира Лукьянова, что был на углу Николо-Завальской и Воронежской улиц, мы часто видели в открытом окне Ефима Степановича, которому старик Лукьянов что-то наливал в стакан из мутного толстого графина. Столяр стоял перед прилавком в почтительной позе - несколько в отдалении, держа руки по швам, наклоня голову, - и ласково, неотрывно смотрел и на благодатный толстый графин, и на жидкость, льющуюся из него в граненый стаканчик...

Это случалось нам видеть довольно часто, и как-то само собой Ефим Степанович был переименован в "Графин Стаканыч".

После захода к Лукьянову столяр начинал кружить по близлежащим улицам и переулкам, ища собеседников. В его состоянии простительно, конечно, было остановить любого и начать говорить с ним, но он выбирал только людей, без дела стоящих у ворот или сидящих у калиток.

Но и остановившись около них и сказав неизменное и обязательное "извиняюсь", Графин Стаканыч вступал в беседу лишь тогда, когда видел в улыбке, в слове расположение к себе. В таком случае, достойно поклонившись, он прислонялся к чему-нибудь устойчивому, прочному и с независимым видом начинал разговор, присвистывая на приставленных "с":

- Извольте-с видеть-с, история эта тонкая, деликатная, так сказать-с, пунктирная...

Он знал много историй, но не все они были тогда нам понятны, интересны. Однако ту историю, которая познакомила нас с Графином Стаканычем, мы с Костей, конечно, запомнили.

Однажды в середине весны, когда Николо-Завальская уже подсыхала и наши бумажные кораблики, не успевшие уплыть с большой водой, сидели на мели, а на самих мелях уже пробивалась травка, Графин Стаканыч поманил нас.

Неизвестно, почему именно нас... Может быть, потому, что время было дневное, скамейки у калиток еще пустовали, а душа жаждала, требовала хоть каких-нибудь собеседников.

- Идите за мной! - строго сказал он.

И мы пошли. Обогнули Лукьянова и вышли на Воронежскую. На трактир столяр даже не взглянул - не то уже заходил сюда, не то не до него было...

Мы вошли в один из дворов и, пройдя сад с белоногими, уже начавшими распускаться яблонями, остановились перед небольшим, но массивным домом с колоннами.

- Это генеральский!.. - шепнул мне Костька, будто я сам этого не знал.

Костя - человек молчаливый, угрюмый, смотрящий исподлобья. Если он сейчас сказал: "Это генеральский", - то значило, что он удивлен. Удивлен, почему нас сюда привели.

Графин Стаканыч подвел нас к одному из окон и кивнул на него, приглашая посмотреть внутрь дома. Заглядывать в окна, как известно, всегда интересно, но также известно, что это нехорошо. Однако если взрослый дядя сам зовет, сам приглашает...

Все же мы не решились подойти: было еще одно "но". Мы знали, что генерал Кондратьев, который жил здесь, хотя и в отставке, но все же человек военный, сердитый и, наверно, с пистолетом в кармане. Мы вот с Костей - к окну, а он там из темноты, из-за шкафа, к-а-а-к ба-бахнет в нас!.. Не пожалеет и стекла...

- Подходите, раз говорю! - прикрикнул на нас столяр. - Не бойтесь. Они с Таисией Тихоновной почивают после завтрака.

Мы подошли, заглянули. Комната как комната... Никого нет... Ах, вот что! Влево на четырех высоких подножках стоял аквариум. Но какой! Не то что в игрушечном магазине Юдина: стеклянный ящичек с золотыми рыбками - и все. Нет, то была тяжелая зеленая глыба воды, обложенная толстыми стеклами. А рыбки! В солнечном луче они и вверх, и вниз, и в стороны золотые, серебряные, огненные... Костя, словно забыв про свою серьезность, не то вздохнул, не то присвистнул от восторга: вот это да!..