Валентина Мухина-Петринская - На Вечном Пороге

От Красноярска я летел самолетом. Горизонт раздвинулся невообразимо. Колыхалась от ветра тайга, будто волны по ней ходили - зеленый и серый океан. Совсем мало было внизу деревень - так, кое-где по берегам рек.

После самолета я ехал двое суток пароходом-до порогов, потом автобусом вдоль белой от пены реки, затем на грузовой машине по плохой дороге через дремучую тайгу до какого-то райцентра. А там я пересел на другой грузовик, на борту которого было выведено кистью: "Гидрострой". Наконец-то! А то уже стало казаться, что я никогда не доеду, так и буду вечно ехать.

Шофер был какой-то взбалмошный. Румяный, смазливый, картинный парень с совершенно сумасшедшими ярко-зелеными глазами. Когда я подошел, он на кого-то орал, ругался за какую-то задержку. Сначала он вообще не хотел меня брать, но, узнав, что я еду на самый гидрострой, велел лезть в кузов. Я пристроился на бочках рядом с двумя бойкими, глазастыми женщинами в телогрейках и платках. Впрочем, они тотчас же сняли телогрейки, подложив их под себя. В кузове на бочках разместилось несколько парней, постарше меня, очень загорелых и веселых. Они перекидывались с женщинами шуточками, подтрунивали друг над другом и умирали со смеху. Дорога была плохая, и, когда нас особенно встряхивало, парни ругались, но потом опять начинали смеяться. Весельчаки оказались монтажниками из гидростроя, а женщины работали бетонщицами.

В кабину с собой шофер посадил длинноногого унылого мужчину, которого называли "князь" (!). А самого шофера пассажиры величали... "королем". Было от чего обалдеть.

Заметив мое недоумение, женщины разъяснили мне, что имя водителя Зиновий Гусач, а прозвали его королем трассы, потому что он лучший водитель по всей Ыйдыге. Что же касается Князя, то он не был лучшим, а наоборот,лодырем, картежником и вруном, а титул был его воровской кличкой, так как он бывший вор. Но он накрепко "завязал", решив, что лучше работать за длинные рубли, чем за пайку. Работать, правда, он не очень любил и все менял специальности, ища, где полегче. Год назад он выпросил у начальника гидростроя Сперанского место кладовщика и как будто доволен - относительно, конечно. Князь дал честное слово, что, если его будет "поманывать", он предупредит начальника и тот его переведет на другое место.

- И начальник ему поверил? - удивился я.

- Поверил.

Бетонщицы мне понравились. Я уже знал, как тяжел их труд и как нелегко сохранить жизнелюбие и незлобивость. Отмахиваясь от задиравших их парней, они рассказали мне о себе. Обе - с Каспия, завербованные, одну звали Анна Кузьминична, другую - Нюрка. Обе одинокие, то есть незамужние. Теперь я их знаю уже два года, но так и не понял, почему одна Анна, да еще Кузьминична, а другая Нюрка. Обе одних лет, работают в одной бригаде, живут в одном общежитии. Загадка!

Они стали расспрашивать меня: кто, откуда, куда и зачем. Я сказал, что еду к отцу. Они сразу заинтересовались - кто отец? Они были с гидростроя и, наверное, знали отца. С замиранием сердца я сказал:

- Плотник он... Михаил Харитонович Нестеров.

У парней улыбки как водой смыло. Все сразу замолчали и уставились на меня во все глаза. Нюрка даже побледнела. Анна Кузьминична, всплеснув руками, стала изо всех сил тарабанить в оконце кабины. Король остановил машину и обернулся:

- Тебе чего, в кусты, что ли, понадобилось?

- Знаешь, кого везешь? - крикнула Анна Кузьминична.- Сын Михаила Харитоновича!!!

Шофер выскочил из кабины и тоже уставился на меня. Все так на меня смотрели, что я сконфузился и повесил голову. Конечно, хорош сын, который столько лет не хотел знать отца. Они же не могли знать, как было на самом деле.

Первым опомнился Гусач. Он приказал Князю лезть в кузов, а мне пересаживаться в кабину. Я было запротестовал, но женщины стали меня уговаривать, как больного: "Иди, Мишенька, иди!" Нюрка даже по голове меня погладила. Пришлось зачем-то пересесть в кабину. Там не так трясло и подкидывало, но я разозлился и молчал. Зиновий Гусач тоже вначале будто лишился языка. Он яростно вертел баранку, искоса поглядывал на меня зеленым глазом. Лицо его посуровело, желваки даже ходили.

Солнце тем временем зашло, но почти не стемнело - здесь стояли белые ночи. Только тайга окуталась сумерками, и на дорогу повеяло сыростью и прелью, да сильнее запахло хвоей.

Дорога летела по сопкам, по горам, иногда в неярком, как бы притушенном пучке света от фар перебегали дорогу какие-то мохнатые зверьки.

- Есть не хочешь? - спросил Зиновий.