Валентина Мухина-Петринская - Смотрящие вперед

Я достал из кармана бушлата еще более потрепанную старую лоцию и положил ее в свою тумбочку, на нижнюю полку, где лежали мои школьные учебники.

Выскочив во двор, обошел вокруг все пристройки, закрыл ставни в доме. Это был все тот же серый каменный дом на взморье, старый, обомшелый, но крепкий. Сбегал на метеоплощадку, заглянул в будки, где барографы и термографы аккуратно отсчитывали давление и температуру

Затем спустился к морю. Оно спокойно спало, покрытое льдом, как гигантским серебряным панцирем. Высоко в небесах на фоне клочковатых облаков очень быстро летел месяц, в точности такой, как вчера, когда мы за много километров отсюда пересекали с Фомой лунные кратеры...

Вернувшись в кухню, я стал помогать Лизоньке накрывать на стол. Есть не хотелось, нас обкормили у Ивана Матвеича, но уж такая русская традиция встретившись после разлуки, беседовать у стола за бутылкой вина. Вина я больше не хотел и был доволен, что опьянение мое прошло.

Лизонька то и дело подходила ко мне, обнимала и смеялась. И за столом она не сводила с меня сияющих светлых глаз.

- Иван Владимирович, папа, да смотрите же, Янька здесь, живой и невредимый!

На Лизе была широкая клетчатая юбка и джемпер, обрисовывающий ее тоненькую фигурку. Темные густые волосы она, как всегда, заплела в две длинные косы. Я был очень обрадован, когда на аэродроме Лиза так же обняла и поцеловала Фому, как и меня. И теперь я рассказывал, какой Фома молодец, как геройски вел он себя и спас мне жизнь -в какой уже раз! Когда я рассказал, как Фома растаивал на груди лед в кружке для меня, отец разволновался и стал сморкаться, а Лиза говорит:

- Если я не потеряла веры до конца, когда тебя уже никто почти не ожидал увидеть живым, то лишь потому, что знала - с тобой Фома.

Фома был легок на помине. Он, конечно, не усидел дома и, оставив отца с гостями, завел мотоцикл и скоро стучался в нашу дверь. Он вымылся, побрился, надел новый костюм. На правах спасенного, Фома опять стал целовать Лизоньку. Она отбивалась, смеясь и отклоняя лицо.

И вот мы опять все вместе, дома, сидим за круглым столом. На белоснежной скатерти домашние пироги, мед, моченые яблоки, бутылка кагора. Разлито вино по рюмкам, еще раз выпили за наше спасение.

- Ну, рассказывай, Яша, все по порядку! - требует Лизонька.

Мы с Фомой дружно протестуем:

- Нет, сначала вы рассказывайте.

Новостей оказалось много, больше плохих, чем хороших. Вот что рассказал Иван Владимирович.

Мальшет и Охотин тоже попали в обледенение. Как мы с Фомой и .предполагали, они пытались спастись вместе. Много раз приземлялись, сбивали лед, все же добрались до берега, до твердой земли, когда вдруг "забарахлил" мотор и снова пришлось сесть. Охотин долго возился с мотором, пока не извлек из карбюратора прохудившийся поплавок. Запаять было нечем. Друзья решили передохнуть в хвостовом отсеке, а потом идти пешком. Чехлами задраили проход, но усиливающийся штормовой ветер стал так раскачивать самолет, что пришлось вылезти и получше укрепить его веревками и пешнями. Несмотря на это, шторм перевернул самолет и вместе с веревками тащил его по берегу, пока не сломал.

Утром решили идти на Астрахань, так как пищи у них никакой не было. Накануне Охотин захватил с собой несколько аварийных посылок для рыбаков (как и Глеб), но сумел их по пути сбросить на затертые во льдах ре-юшки. (Тому, что у нас первые дни была пища, мы, следовательно, обязаны лишь небрежности Глеба - он не доставил посылки по назначению - и его страстному желанию облегчить как можно более самолет.)

Идти по сугробам, да еще голодными, невыспавшимися, было тяжело. Иногда натыкались на незамерзающие озера, усиленно паровавшие на морозе, приходилось их далеко обходить. А на третий день преградили путь непроходимые черни - сплошные заросли высокого камыша, занесенные снегом, под которыми хлюпала вода. Пробирались звериными тропами, по пути удалось поймать несколько птиц, которых зажарили на костре и съели.

Только на шестые сутки, обессиленные и обмороженные, добрались до какого-то промысла, где им оказали первую помощь. Мальшет отделался более легко, а Андрею Георгиевичу пришлось полежать в больнице - у него было обморожение второй степени.

- Первые их вопросы были о вас и о Глебе... Они, чем могли, помогали поискам, даже Андрей Георгиевич, лежавший в больнице...- закончил на этом Иван Владимирович. Дальше ему явно не хотелось продолжать.

- А Глеб? - спросил я.

Лиза сказала, что он жив и здоров, но... как он искал нас, где, почему нас не подобрали?