Элеонора Павлюченко - В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]

Публикация о проводах Марии Волконской заключалась отрывком из широко известной сейчас поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины»:

Сегодня слово «подвиг» в применении к поступку жен декабристов может показаться преувеличением, рожденным возвышенным поэтическим воображением.

Подвиг?

«На диво слаженный возок», и в нем княгиня в сопровождении верных слуг — крепостных. Были, впрочем, проекты уничтожения прав опальных женщин на крепостных, но Николай I в корне пресек такую мысль: «Это совершенно воспрещаю. Бунтовать людей не должно! Достаточно объявить женам, что по положениям они не могут брать с собою людей, как с добровольного согласия». [49] В. Кубалов. Декабристы в Восточной Сибири. Иркутск, 1925, стр. 8–9.

«Опись вещам полковницы Нарышкиной», выезжавшей в Сибирь, занимает три листа большого формата: «в длинном клеенчитом ящике», «в малиньком клеенчитом ящике», в двух «важах» и в «висючем чемодане под козлами» поместились 22 чепчика и соломенная шляпа, 30 пар женских перчаток, «2 вуаля», до 30 ночных рубашек, десятки пар чулок — бумажных, шелковых, шерстяных, «1 картончик с буклями», медный самовар и многое другое. [50] Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина (ОР ГБЛ), ф. 133 (Коновницыных, Нарышкиных), М. 5825, 5/а.

Да и в суровой, дикой Сибири все женщины, даже наименее состоятельные, через год-другой устроились относительно неплохо, обзавелись собственными домами со штатом прислуги; мужья вначале посещали их, а потом и жили вместе. Такие вещи никак не вяжутся с современными представлениями о каторжной жизни…

Сын Марии Волконской в предисловии к впервые издаваемым им запискам матери писал: «Припоминаю слова, не раз слышанные мною в детстве, в ответ на высказываемое ей удивление по поводу того, что она могла добровольно лишить себя всего, что имела, и все покинуть, чтобы следовать за своим мужем. «Что же тут удивительного? — говорила она, — пять тысяч женщин каждый год делают добровольно то же самое». [51] М. Н. Волконская. Записки, 1904, стр. VII.

Александра Ивановна Давыдова, вернувшись из ссылки, говаривала: «Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями…»

Но так ли это? И почему с таким волнением пишут о декабристках Пушкин, Вяземский, Одоевский, Веневитинов?..

И почему через полвека после восстания декабристов, когда русская женщина предъявила требование на самостоятельный труд, на образование, на участие в общественной жизни и влилась, наконец, в ряды революционеров, — почему поэма Некрасова о Трубецкой и Волконской была встречена с восторгом?

Наверное, потому, что многое роднило декабристок с первыми женщинами-революционерками.

Верховный уголовный суд признал виновными по делу 14 декабря и приговорил к различным мерам наказания сто двадцать одного человека. Из них двадцать три были женаты [52] Это: И. А. Анненков, А. К. Берстель, А. Ф. Бригген, С. Г. Волконский, В. Л. Давыдов, А. В. Ентальцев, В. Н. Лихарев, A. Н. Муравьев, А. 3. Муравьев, Н. М. Муравьев, М. М. Нарышкин, И. В. Поджио, И. Ю. Поливанов, А. Е. Розен, К. Ф. Рылеев, B. К. Тизенгаузен, С. П. Трубецкой, П. И. Фаленберг, М. А. Фонвизин, Ф. П. Шаховской, В. И. Штейнгель, А. П. Юшневский, И. Д. Якушкин. (считая и И. Анненкова, который официально не оформил брак). [53] То, что женатых было немного, можно объяснить сравнительной молодостью осужденных: из двадцати трех женатых декабристов семеро не достигли тридцати лет; в возрасте от тридцати до сорока лет были четырнадцать человек, свыше сорока лет — только двое. Самый молодой — 23-летний поручик Анненков; двумя годами старше — поручик Розен и подпоручик Лихарев. Самые старшие по возрасту — полковник Тизенгаузен (сорок четыре года) и подполковник Штейнгель (сорок два года). Офицеры, состоявшие на службе, в большинстве случаев связывали свою женитьбу с выходом в отставку. Это обстоятельство также объясняет незначительное число женатых.

Все женатые декабристы, о которых здесь речь, — офицеры, состоявшие на службе или находившиеся в отставке. В их числе три генерала (Волконский, Фонвизин, Юшневский), восемь полковников (Трубецкой, А. З. Муравьев, А. Н. Муравьев, Давыдов, Нарышкин, Тизенгаузен, Поливанов, Бригген), четыре подполковника. Иными словами, примерно две трети (пятнадцать человек) из двадцати трех относились к высшему офицерству. Трое (Волконский, Трубецкой и Шаховской) имели княжеские титулы, Розен и Штейнгель — баронские. Волконские, Трубецкие, Нарышкины, Муравьевы, Фонвизины были весьма близки ко двору. И все они, кроме званий, титулов, положения в свете, имели состояния (разумеется, одни — большие, даже огромные, другие — незначительные).