Луис Фишер - Жизнь Ленина

3 февраля 1922 года советские газеты опубликовали известие из Ганновера о том, что Международный союз металлистов принял принципиальную резолюцию об ответе на войну забастовкой. «Предлагаю следующее, — писал Ленин по этому поводу членам Политбюро. — Поместить ряд статей в «Правде» и «Известиях» с напоминанием судьбы Базельского манифеста и с подробным разъяснением всей ребяческой глупости или всего социал-предательства, повторяемых металлистами. Поставить на ближайшем расширенном заседании Исполкома Коминтерна вопрос о борьбе против войны и принять обстоятельные резолюции с разъяснениями, что только заранее подготовленная и испытанная революционная партия, с хорошим нелегальным аппаратом, может успешно провести борьбу против войны, причем средством борьбы является не забастовка против войны, а образование революционных ячеек в воюющих армиях, подготовка их для произведения революции» {977} .

Это предложение Ленин передал членам Политбюро через секретаря, по телефону. Ему опять нездоровилось. Он был в Горках и оттуда 21 января продиктовал по телефону письмо заместителю председателя Совнаркома А. Д. Цюрупе: «Я не смогу вернуться раньше трех, а может быть, четырех недель» {978} . В самом деле, 2 февраля Политбюро вынесло решение о продлении отпуска Ленину до XI съезда партии, т. е. до конца марта {979} .

Отпусков Ленин не любил. Они оскорбляли его чувство долга и, должно быть, озадачивали его. В январе — марте 1922 года, в Горках, он чувствовал себя плохо, страдал бессонницей и желудком. Но мозг его работал энергично, как всегда. Через год, в марте 1923 года, в этом мозгу едва теплилась жизнь, а тело Ленина было наполовину парализовано. В январе 1924 года наступила смерть. Однако в течение года, предшествовавшего умственному изнеможению, которое положило конец карьере Ленина, его интеллектуальная хватка оставалась превосходной, и он в еще большей степени, чем когда-либо, обладал господством в Советской России. Престиж его вырос, выросло его понимание людей и событий. Никто бы в течение тех 12 месяцев с марта 1922 по март 1923 года не заподозрил, что перед ним хвост кометы, а не восходящее солнце. Он мог бы, казалось, прожить еще лет 10–15 в расцвете сил и изменить тем самым всю советскую историю и порядочную часть мировой.

Действительно, последний год Ленина был его величайшим годом. Но, наверное, и самым печальным, ибо нельзя не предположить на основании того, что он говорил и писал в течение этого года, что он ясно сознавал, в чем его неудачи.

В этой высочайшей и последней стадии своей жизни Ленин стоял лицом к лицу с двумя основными вопросами. Эти вопросы были: внешняя политика и бюрократия. К внешней политике относился вопрос о существовании РСФСР во враждебном: окружении, а бюрократия сводилась к вопросу об управлении государством, о функционировании диктатуры. Все было в безраздельном ведении бюрократии: все советские граждане, земледелие и искусство, промышленность и образование, транспорт и информационная служба, издательское дело и строительное, — все, за исключением самых интимных деталей личной жизни.

В течение всего 1922 года Ленин был занят вопросами внешней политики. В начале года представился повод для выговора Чичерину, с которым у Ленина отношения были обычно весьма гладкие. Чичерин, пытаясь наладить отношения с Америкой и зная о том неодобрении, с которым в Америке относились к советскому преследованию религии, предложил Ленину, в двух письмах, от 20 и 22 января, чтобы священнослужителям было предоставлено право участия в выборах. Ленин ощетинился. 23 января, в письме членам Политбюро, цитируемом в поспеловской «Биографии» (2-е изд., с. 585), он писал: «Я сейчас получил два письма от Чичерина… Он ставит вопрос о том, не следует ли за приличную компенсацию согласиться на маленькое изменение нашей конституции, а именно представительство паразитических элементов в Советах. Сделать это в угоду американцам. Это предложение Чичерина показывает, по-моему… что его надо немедленно отправить в санаторию, всякое попустительство в этом отношении… будет, по моему мнению, величайшей угрозой для всех переговоров».

В январе и феврале Ленин работал над планом длинной статьи «Заметки публициста». В этой неоконченной статье, найденной в бумагах Ленина после его смерти, речь шла, в основном, о вопросах внутренних, но были и заметки о Леви и Серрати, двух ренегатах Коминтерна, об Ирландии, о «Едином фронте» западноевропейского пролетариата и выборах в Англии. Есть пометка: «Два всемирных фронта и «середка», «полубольшевики», ср. индуса-толстовца». Ленин имеет в виду, очевидно, фронт, капиталистов и предвидимый им пролетарский фронт, а между ними — «полубольшевиков», вроде индуса-толстовца. Это единственная ссылка Ленина на Ганди, которого он не понимал, потому что махатма хотя был и индусом и толстовцем, но полной противоположностью большевиков. В плане есть и такая пометка: «Вставить в заглавие: О Генуэзской конференции» {980} .