Луис Фишер - Жизнь Ленина

Речи и статьи отражают эволюцию в мышлении Ленина, но они составляли лишь малую часть его деятельности. Каждый день он получал тысячи прошений и ходатайств. Сотни задач ожидали его решения на каждом заседании. Он не мог работать не в полную силу. «Устал и болен, — писал он М. Г. Цхакая 6 декабря 1921 года. — Уезжаю». ЦК партии снова отправил Ленина в Горки, запретив слать ему туда документы, доклады и записки. Врачи считали, что полный отдых поможет предотвратить развитие серьезной болезни.

Но и из Горок Ленин продолжал звонить по телефону секретарям, диктуя им письма: Сталину — о несправедливо вычищенном коммунисте, Каменеву — о назначении нового наркомзема, опять Сталину — о ревизии отдела животноводства Рабкрином, членам Центропроверкома — о несправедливом исключении из партии Надежды Сергеевны Аллилуевой, семья которой «оказывала серьезные услуги большевикам при царизме» и прятала самого Ленина во время июльских дней 1917 года (Аллилуеву восстановили в партии), и о некоей Каспаровой-Поповой, тоже исключенной из партии и тоже восстановленной на основании его ходатайства.

В отпуску Ленин не переставал напряженно работать. Но он хотя бы не должен был отвечать на телефонные звонки и принимать посетителей, он мог гулять с Крупской в лесу, время от времени принимал участие в играх своего племянника и детей обслуживающего персонала, т. е. по-своему развлекался.

17 декабря 1921 года, вернувшись из отпуска, Ленин начал готовить свой доклад IX Всероссийскому съезду Советов. В ходе этой работы он забрасывал подчиненных запросами: «т. Чичерину (или, если он не может, Литвинову) и т. Радеку» — о положении в Польше и Румынии и о «союзе 4-х держав (Англии, США, Франции и Японии), заключенном на Вашингтонской конференции» в ноябре 1921 г.; «Можно ли рассказать о плане приглашения России и Германии на II конференцию в апреле 1922 года?» «Сколько новых паровозов (и вагонов? и цистерн?) привезено в 1921 г. из-за границы?» Запрос Осинскому — о снабжении крестьян семенами. Вопросы Смилге об угле, нефти, торфе, дровах. Председателю ВСНХ Богданову — о металлургии, о концессии Хаммера, о текстильной промышленности («не более V2—1 страницы по каждому пункту… самые краткие, показательные цифры, кои могли бы в докладе быть названы, чтобы иллюстрировать и всю тяжесть положения и маленькие признаки улучшения»). Данные об электрификации, о просвещении. Записка Троцкому: «Нельзя ли в Ваши тезисы и в Ваш доклад добавить о хозяйственной работе армии?» {974} Затем Ленин составил длинный, подробный план своего доклада.

С отчетом ВЦИК и СНК съезду Советов Ленин выступил 23 декабря 1921 года, в середине голодной и холодной зимы, в поистине ужасное время. Ленин хотел вдохнуть надежду в сердца делегатов. Он, предупреждавший других об опасности «комчванства», теперь вынужден был сам предаться ему. Выступая в стране, отрезанной от внешнего мира и от бесцензурной информации о нем, Ленин мог утешать своих слушателей искаженной картиной: «Материально в отношении экономическом и военном мы безмерно слабы, а морально, — не понимая, конечно, эту мысль с точки зрения отвлеченной морали, а понимая ее, как соотношение реальных сил всех классов во всех государствах, — мы сильнее всех». Капиталистические страны отказывали РСФСР в дипломатическом признании, но соглашались торговать, «…заказаны тысячи паровозов, и мы уже получили первые 13 шведских и 37 немецких. Это самое маленькое начало, но все же начало… мы им переплачиваем, но все же они помогают нашему хозяйству… Они объявляют нас преступниками, но все же нам помогают… Выходит так, как я уже говорил Вам, что наш расчет, в большом масштабе взятый, оказывается более правильным, чем их расчет. И не потому, что у них нет людей, которые умеют правильно рассчитывать, — наоборот, у них их больше, чем у нас, — а потому, что нельзя рассчитывать правильно, когда стоишь на пути к гибели». Ввоз и вывоз несколько поднялись, сказал Ленин, «…цифра ничтожная, мизерная, до смешного малая… Но все-таки это начало. И мы, слыхавшие годами угрозы, что сношения с нами, пока мы остаемся тем, что есть, всеми мерами не будут допущены, — мы все-таки видим, что кое-кто оказался сильнее, чем эти угрозы…» «Но мыслима ли, однако, такая вещь вообще, чтобы социалистическая республика существовала в капиталистическом окружении? Это казалось немыслимым ни в политическом, ни в военном отношении. Что это возможно в политическом и в военном отношении, это доказано, это уже факт. А в торговом отношении?..»