Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Пожалуй, к разряду гениев, открытых начальником спецотдела, следует отнести руководителя некоего тайного подразделения, выполнявшего особые задания Глеба Ивановича. В него входили ученые самых разных специальностей, их работа считалась абсолютно секретной; этого человека звали Евгением Евгеньевичем Гоппиусом-, он был заведующим лабораторией специального отдела и одновременно — хотя больше формально — возглавлял седьмое отделение и числился заместителем Бокия по научной работе.

(Гоппиус Е. Е. родился в 1897 году в Москве. Русский. Детство, юность и первые годы взрослой жизни прошли в Арзамасе, у родителей матери. Окончил реальное училище. С 1915 года участвовал в революционных кружках. Член партии большевиков с 1917 года. С 1918 — секретарь Арзамасского уездного исполкома. Затем работал в Самаре и в Нижнем Новгороде. Последняя гражданская должность — руководитель нижегородского губернского политпросвета. С 1921 года в органах ВЧК-ОГПУ. Заочно окончил Первый МГУ, получил диплом химика. Арестован 4 июня 1937 года. Расстрелян 30 декабря 1937 года.)

Вот одно уникальное изобретение Евгения Евгеньевича на поприще криптографии. В то время самым трудным в шифровальном деле было быстрое уничтожение книг с шифрами в случае, если возникала экстремальная ситуация. Шифровальные книги представляли собой толстые фолианты в свинцовых переплетах. Представьте ситуацию: за дверью комнаты, где работают криптографы, враг, еще минута — и дверь выломана. Как ликвидировать без следа толстенные книги в сотни страниц? Гоппиус изобрел специальную бумагу: стоило только к книге, к первой ее странице поднести горящую папиросу, и шифровальный справочник в несколько секунд превращался в горку пепла.

Итак, лаборатория Евгения Евгеньевича Гоппиуса была самым элитным подразделением из всех отечественных спецслужб того времени — здесь концентрировался высший интеллект страны. Круг изучавшихся проблем был чрезвычайно широк: от изобретений всевозможных устроиств, связанных с радиошпионажем, до исследования солнечной активности, земного магнетизма, телепатии и проведения различных экспедиций; изучалось все, что имело Хотя бы оттенок таинственности, — от оккультных наук до НЛО и «снежного человека».

Уже в первые месяцы в спецотделе работало больше ста сотрудников. В середине тридцатых годов их было уже несколько сотен. Личный состав учреждения Бокия проходил по гласному и негласному спискам. Работники, непосредственно не связанные с криптографической работой — секретари, курьеры, машинистки, — представляли собой гласный состав. Криптографы и переводчики, для которых были установлены должности «эксперт» и «переводчик», относились к негласному штату.

С первых дней работы спецотдела в этом штате значился Борис Петрович Брембек.

Поздно вечером в один из последних дней декабря двадцать четвертого года в дверь квартиры профессора Барченко (работая в Институте мозга, он получил это звание) деликатно позвонили — электрический звонок к этому времени был отремонтирован.

«Кто бы это мог быть?» — с тревогой и страхом, чувствами новыми, но уже постоянными для российского интеллигента, подумал Александр Васильевич, открывая дверь.

На пороге стоял улыбающийся Константин Константинович Владимиров (подлинной фамилии своего деятельного покровителя мистический ученый так никогда и не узнал); вечерний гость был весь запорошен снегом — над Петроградом бушевала предновогодняя метель. Он улыбался, сверкая металлическими зубами. А за его спиной маячили тоже приветливые лица давнишних знакомцев: Эдуарда Морицевича Отто, Федора Карловича Лейсмера-Шварца и Александра Юрьевича Рикса.

Ученому-мистику живо представилась встреча в петроградской ЧК четырехлетней давности в кабинете Дмитрия Наумовича Картузова, и сердце испуганно сжалось: «Они никогда не оставят меня в покое…»

— Не прогоните, Александр Васильевич? — продолжая улыбаться, говорил Блюмкин. — У нас с собой пара бутылок шампанского. Перед Новым годом… Да и разговор есть, и серьезный. Надеюсь, он вас заинтересует.

— Милости прошу…

…И тут необходимо небольшое ретроспективное описание трех минувших лет жизни профессора Барченко: произошло несколько весьма примечательных событий.

Уже было упомянуто, что, отправившись в 1921 году в Лапландию во главе экспедиции, Александр Васильевич так увлекся изучением таинственной болезни «мереченье», что остался, дабы найти разгадку этого феномена, в Мурманске, где суждено ему было прожить и плодотворно поработать два года. По согласованию с руководителями Института мозга, оставаясь в его штате, устроился наш мистический ученый на временную работу в мурманский Морской институт краеведения. И занимался он прежде всего углубленным анализом всех материалов и отчетов специалистов своей экспедиции. Он неоднократно выезжал в Лапландию на Ловозеро и Сейдозеро. И наконец настал момент истины: Александру Васильевичу показалось, что он нашел объяснение северной болезни «мереченье»…