Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Позволю себе только одно замечание: никогда подобное не могли написать истинные махатмы, учителя и «ведущие» человечества, в существование которых я свято верю. Они знают ВСЕ: прошлое и настоящее, они провидят будущее. Но им не дано впрямую вмешиваться в историю народов, населяющих планету: каждый народ и каждый отдельный человек свободен в своем выборе и в своих действиях, ибо мы посланы в этот мир Создателем Космоса для любви и свободы. Великие учителя могут только советовать, наставлять, остерегать от неверных решений и поступков. Но никогда они не будут поощрять зло и насилие, тем более когда и то и другое провидят. «Послание махатм», врученное Рерихом в Кремле Луначарскому и Чичерину, — прямое поощрение зла и насилия, которые уже тогда были зримы, реальны и известны не только махатмам, но и всему цивилизованному миру. Поэтому не приходится сомневаться в том, что авторы этого «документа» — Николай Константинович и Елена Ивановна Рерихи. О чем, кстати, свидетельствует и стилистика послания.

Они, безусловно, знали обо всем, что творится в Советском Союзе. И тут возникает ошеломляющий вопрос: зачем?.. Господи! Зачем они это сделали?

…Чичерин положил лист пергаментной бумаги с текстом послания на стол, и на него села большая навозная муха синего цвета, слетев с переспелой груши, на которой только что закусывала.

Георгий Васильевич был бледен.

— Вы хотите что-нибудь добавить, — спросил Луначарский, — к написанному ими?

— Да! — сказал Рерих. — Мне есть что добавить. Он говорил больше часа. Его не прерывали. Прозвучал страстный монолог.

Но ничего нового в нем не оказалось, во всяком случае, для наркома иностранных дел Чичерина. Было повторено с пространными пояснениями то, что Георгий Васильевич уже знал из докладной записки советского посла в Германии Крестинского и стенограммы сказанного ему Рерихом во время их тайной встречи в Берлине, в советском посольстве: для торжества справедливости и всеобщего благоденствия сначала в России и в Азии, а потом, возможно, во всем мире необходимо объединение коммунизма и буддизма в единую доктрину; а практически воплотить этот замысел в жизнь должен Советский Союз. Только теперь это были не личные соображения живописца Рериха, а предложения гималайских махатм, которые для осуществления «великой идеи» готовы передать «всю нашу мощь» Новой стране. Этими словами Николай Константинович и закончил свою страстную речь.

И опять в комнате возникло гнетущее молчание.

— Что же, — сказал Луначарский, поднимаясь со стула с явным облегчением, — мы обсудим… Подумаем. Верно, Георгий Васильевич?

— Да, да! Безусловно, — заспешил Чичерин. — Обсудим, подумаем.

…Рерих не помнил, как его проводили до машины.

Войдя в свой номер в гостинице «Метрополь», где его с нетерпением ждали Елена Ивановна и Юрий Николаевич, он произнес только два слова:

— Полный провал.

— Значит, — Лада была близка к обмороку, — значит, мое видение было ложным?..

Рерих, не ответив, ушел в свою спальню.

Юрий Николаевич с тревогой смотрел на мать: только бы не начали мелко трепетать ресницы, что является первой предтечей приступа эпилепсии.

На следующий день позвонил Бокий.

— Не огорчайтесь, Николай Константинович… Должен вам сказать: с посланием махатм ознакомлен Сталин. Кто-то из двух наркомов…

— И что же? — прошептал Рерих.

Очевидно, Глеб Иванович не расслышал в телефонной трубке этот шепот и продолжал:

— Ознакомлен Иосиф Виссарионович и с совместным предложением… Махатм и вашим. Я имею в виду выработку единой практической доктрины на основе коммунизма и буддизма. — Живописец молчал, боясь пропустить хоть слово. Лицо его покрыли крупные капли пота. — Он сказал буквально следующее: «Марксизм-ленинизм — материалистическое учение, и ни с какой религией соединен быть не может. Помните слова товарища Ленина на этот счет?»

— Что… Что он имел в виду?

— Владимир Ильич завещал нам тезис, в который вложен практический смысл. И этот тезис со всей большевистской жестокостью проводится в жизнь, — Бокий знал, что все «их» гостевые номера в гостинице «Метрополь» прослушиваются в НКВД. — Вот этот тезис: «Религия — опиум для народа».

Рерих подавленно молчал, думая: «Это больше чем провал…»

— Вот что, Николай Константинович… Нам надо обсудить дальнейшую программу вашего пребывания в Москве. — «Какая еще программа?..» — испугавшись пока неизвестно чего, подумал живописец. — Вы сейчас свободны? Я за вами через полчаса заеду.