Не только Николай Константинович Рерих и его спутники посещают ближние и дальние окрестные монастыри. В Талай Пхо Бранге, доме, где останавливался, отправляясь в изгнание, легендарный Далай-лама V, всегда были паломники. Но теперь, зимой и весной 1924 года, их здесь особенно много: всех привлекает временный житель священного бунгало, такой щедрый и мудрый: он друг Тибета, знаток учения Будды и толкователь ламаизма, и это потрясает всех! Этот белолицый благородный господин, в облике которого явно присутствует что-то восточное, является представителем богатой американской буддийской организации — «Всемирного союза западных буддистов», связанного, по его словам, с правительством Соединенных Штатов Америки. Он обладает поистине неограничейными, просто фантастическими возможностями: дает беспроцентные огромные займы нуждающимся монастырям!
Круг паломников, появляющихся в Талай Пхо Бранге и жаждущих встречи, общения с его постояльцем, все увеличивается.
Вот как описывает Николай Константинович своих гостей в ту пору:
Я вспоминаю о некоторых прекрасных индивидуальностях среди Высоких Лам, которые последовали за духовным руководителем Тибета в его добровольное изгнание. Вспоминается приятный облик настоятеля Снитуга; старый настоятель Ташидинга в Сиккиме с лицом, как будто сошедшим со средневековой фрески; монгольский лама, который занимался переводом алгебры, искренний и трудолюбивый настоятель Гума; искусные художники Ташилунпо. С удовольствием мы будем вспоминать возвышенный дух Геше-римпоче из Чумба.
…Наконец приезжал из Лхасы кунг-кушо из Доринга, чтобы поклониться дому Далай-ламы.
Согласитесь: индифферентное, почти благостное описание в пастельных умиротворяющих красках. Разве что как бы вскользь оброненная фраза «которые последовали за духовным руководителем Тибета в его добровольное изгнание» — звучит некоторым диссонансом и может насторожить. Впрочем, почти ласковое слово «добровольное» снимает напряжение.
Между тем все перечисленные персонажи — представители тибетской оппозиции Далай-ламе, сторонники и союзники изгнанного Таши-ламы, жаждущие возмездия, а главное — возврата своей утраченной власти и привилегий. А кунг-кушо из Доринга не кто иной, как главный светский оппозиционер, мятежный брат предыдущего Далай-ламы XII, через которого осуществляется тайная связь с заговорщиками, оставшимися в Лхасе.
Подполковник Фредерик Маршман Бейли, английский резидент в Сиккиме, был слегка взволнован, но в Польшей степени испытывал любопытство: постоялец Талай Пхо Бранга, русский эмигрант, живописец Рерих, нашедший пристанище в североамериканских Соединенныx Штатах и теперь возглавляющий небольшую американскую экспедицию в Тибет, с некоторых пор все больше интересовал его. Особенно после того, как стала расти популярность Рериха среди духовных лиц Тибета, оказавшихся в эмиграции после бегства Таши-ламы из Лхасы не то в Непал, не то в Китай.
И вот первый визит отважного русского путешественника, причем по его инициативе.
Главная задача подполковника Бейли, обосновавшегося в Дарджилинге, заключалась в контроле за ситуацией в Тибете и анализе событий, происходящих в «сердце Азии», в функционировании которого в последнее время наблюдалась явная аритмия. И она — результат активности агентуры советской России и в Лхасе, и на границе с Западным Китаем, и в Монголии, где, по сообщениям английского консула в Кошгаре, интенсивно сосредоточивались части всех родов войск Красной армии. http://punjab.narod.ru/
«Интересно, что обо всем этом думает белоэмигрант Николай Рерих? — размышлял подполковник, поглядывая на часы: было без шести минут двенадцать часов, визит назначен на полдень. — Ведь его брат воевал в армии барона Унгерна. Жив ли?..»
Вошел слуга-индус, поклонившись, сказал:
— Гости прибыли.
«Гости?» — удивился Фредерик Маршман Бейли.
— Проси.
Николая Рериха подполковник решил принять на террасе своего бунгало, с которой открывался величественный вид на Гималаи, сейчас тонувшие в розоватой дымке. Был душный влажный день — 11 марта 1924 года.
Дверь открылась, и слуга с низким поклоном пропустил вперед пару: первой вошла женщина ослепительной, несколько резкой, как потом определил подполковник Бейли, красоты, в длинном европейском платье, с непокрытой головой — густые черные волосы падали на плечи. Ее придерживал под локоть высокий сухопарый господин лет пятидесяти, тоже в европейском костюме цвета беж: лицо господина с картинно-правильными крупными чертами выражало одно: волю и, может быть, настороженность.
Читать дальше