Евсевий Памфил - Жизнь Константина

Теперь призываю (в свидетели) Тебя, всевышний Бог! Будучи еще в раннем детстве, я слыхал, как один, занимавший в то время первую степень между римскими автократорами [187] , жалкий, истинно жалкий и душевно заблуждавшийся человек заботливо расспрашивал своих дорифоров, кто таковы на земле праведники, и как некто из окружавших его совершителей жертв отвечал, что это, без сомнения, — христиане. Выслушав такой ответ, будто вкусив меду, он устремился на безукоризненную святость с теми мечами, которые изобретены для наказания преступлений. Тотчас же убийственным, так сказать, острием подписал он кровавые указы и приказал судьям употребить все возможное остроумие для изобретения самых страшных казней [188] .

Тогда можно было видеть, с какой свободой это величие благочестия ежедневно подвергалось необыкновенным оскорблениям неутомимой жестокости. Целомудрие, которого никогда не оскорбляли и самые неприятели, для неистовствовавших граждан казалось тогда делом маловажным. Какому огню, каким пыткам, какому колесованию не подвергали всякого тела, без различия возраста! В то время и земля действительно плакала, и всеобъемлющее небо, оскверняемое кровью, испускало стоны, и самый даже день от такого дива облачился в одежду скорби.

Но что говорить об этом? Теперь торжествуют над ними и варвары, которые в то время принимали наших беглецов и сохраняли их в самом человеколюбивом плену, даруя им не только жизнь, но и безопасность в делах веры [189] . Таким образом, ныне римский народ носит всегдашнее пятно, каким тогда заклеймили его христиане, изгнанные из римского мира и убежавшие к варварам.

Впрочем, для чего много говорить о скорбях и плаче всей Ойкумены? Нашли постыдный свой конец, низверглись в бездну Ахерона [190] для вечного мучения они, предписавшие эти ненавистные действия, запутавшись в междоусобных войнах, они не оставили после себя ни имени, ни рода. Этого, конечно, не случилось бы с ними, если бы нечестивое предсказание дельфийского оракула [191] не покорило их обольстительной своей силой.

Теперь молю Тебя, великой Боже! Будь милостив и благосклонен к твоим живущим на востоке народам, и через меня, твоего служителя, даруй исцеление всем эпархам, так пострадавшим от долговременных бедствий. Не без причины прошу этого, Владыка всех, святой Боже! Под Твоим руководством и начал я, и окончил дела спасения: везде нося перед собой твое (знамя), я вел победоносное войско и, куда призывала меня какая-нибудь общественная необходимость, следовал за теми же знаками Твоей силы и шел на врагов. Потому-то и предал я Тебе свою, хорошо испытанную в любви и страхе душу, ибо искренно люблю Твое имя и благоговею пред силой, которую явил Ты многими опытами и которой укрепил мою веру. Теперь, подставляя собственные свои рамена, я приступаю к возобновлению святейшего Твоего дома, разрушенного опустошительным безумием тех гибельных и нечестивейших властителей.

Хочу, чтобы, для общей пользы и безмятежности всех людей, народ твой наслаждался спокойствием и безмятежностью, хочу, чтобы, подобно верующим, приятности мира и тишины радостно вкушали и заблуждающиеся, ибо такое восстановление общения может вывести на путь истины. Пусть никто не беспокоит другого, пусть каждый делает то, чего хочет душа. Люди здравомыслящие должны знать, что только те будут жить свято и чисто, кого Ты Сам призовешь почить под святыми Твоими законами, а отвращающиеся пусть, если угодно, владеют жребием своего лжеучения. У нас есть святейший храм Твоей истины, дарованный нам Тобой по естеству, этого желаем и им, чтобы, то есть, приходя к общему единомыслию, и они наслаждались сердечными удовольствиями.

Впрочем, наша вера не есть нечто новое и небывалое, мы убеждены, что Ты повелел с подобающим благоговением питать эту веру еще тогда, как произошло и установилось устройство Ойкумены. Увлекшись всякого рода заблуждениями, род человеческий пал, но чтобы зло не отяготило еще более, Ты через Сына своего послал чистый свет, ты напомнил о Себе всем.