Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

1 Parker D. 1989. Sovereignty, Absolutism and the Function of Law in Seventeenth‑Century France // Past and Present, 122. P. 36-74.

ординарным средством, а вовсе не троянским конем, в котором крылась новая «абсолютистская» система. 1

Традиционная точка зрения вигов, которую не так давно повторил Сом–мервилл, состоит в том, что прекращение использования в Англии риторики «государственной необходимости» преподносится как доказательство поражения «абсолютных монархов» — Стюартов. Напротив, если «абсолютизмом» называть наступление Карла I на свободы подданных, то мы увидим, что впоследствии подобные явления нередко повторялись. До 1965 года компенсация, выплачиваемая за имущество, захваченное во время войны, являлась частью военных прерогатив короля. 2В 1982 году британское правительство реквизировало суда для войны за Фолклендские острова на основании чрезвычайной прерогативы короны, хотя от выплаты компенсаций отказываться не стало. Несмотря на то что сегодня королевская прерогатива делегирована лидеру партии большинства в парламенте, это не меняет сути дела. В отношении чрезвычайных полномочий по сей день многие детали остаются неясными. Как и большинство королевских полномочий, отправляемых согласно неписаной конституции, они определялись и продолжают определяться постепенно, путем проверки в судах. Если они до сих пор применяются, то, значит, существует и проблема проведения границы между королевской властью и правами подданных: это можно сказать о царствовании как Людовика XIV, так и Елизаветы II. Иллюстрацией может служить принцип остаточных органов, перенесенный из эволюции биологической на эволюцию конституционную. И если прерогатива, это оружие короны, используется и сегодня, то едва ли можно обойти вниманием ту роль, которую она играла в Англии раннего Нового времени. 3

Обычно историки отождествляют происходивший в позднее Средневековье и раннее Новое время процесс монополизации короной законодательной власти, ранее разделенной между феодальными властителями, с «абсолютизмом». Верно как раз обратное. Укрепляя свою власть, монархи все больше нуждались в парламентском одобрении наиболее важных зако–нов. 4Здесь нет парадокса. Чем больше ответственности государи брали на себя, тем больше они нуждались в поддержке влиятельных подданных —

1 Sherman J. H. 1968. The Parlement of Paris. Eyre and Spottiswoode. P. 283-284,

179; Mettam R. 1990. France // Miller J. (ed.) Absolutism in Seventeenth‑Century

Europe. Macmillan. P. 49; Gagliardo J. 1991. Germany under the Old Regime. Long

man. P. 94-95.

2 Turpin C. 1985. British Government and the Constitution. Weidenfeld and Nicol-

son. P. 56.3 Turpin C. 1985. P. 320-323.

4 Myers A. R. 1975. Parliaments and Estates in Europe to 1789. Thames and Hudson.

P. 30.

в их способности направить государство в русло избранной королем политики, а также в их кошельках, чтобы государство могло платить по счетам. Ошибочно полагать, что сильная монархия означает ослабление представительных органов. Самым могущественным монархам требовались мощные парламенты и сословные представительства. Людовик XIV никогда не претендовал на право издавать законы по собственному желанию, без консультаций с каким‑либо иным органом власти. Его прерогатива состояла в праве инициировать законотворчество, однако королевские юристы понимали: «Законы не имеют силы, не став публичными», то есть без вотирования парламентами. Критически анализируя королевские законы и подтверждая их соответствие действующему праву, юристы ограничивали монархию и регулировали ее действия. 1Не одобренные парламентом законы не принимались во внимание и умирали вместе с государем. Сомнительную ценность законов, которые французские короли издавали без вотирования парламентами, можно сравнить с двойственным статусом английских королевских прокламаций, которые также выпускались без согласия парламента, в случае, если содержание этих документов сильно расходилось с существующим законодательством или касалось жизни и собственности подданных. В царствование Людовика XIV существовало два раздела права: публичное, регулировавшее отношения человека с государством, и частное, регулировавшее личные и имущественные права. Юристы, например Дома, еще более определенно, чем раньше, писали об их независимости друг от друга. Второй из упомянутых разделов права находился вне законного действия королевской власти. 2