Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

Историки не сочли нужным выяснить, что же именно включал в себя процесс «законотворчества». Ответ будет неожиданным. Изамбер в своем сочинении «Recueil général des anciennes lois françaises» («Общий обзор древних законов Франции») показывает, что парламенты рассматривали эдикты, ордонансы и декларации об объявлении войны, пожаловании привилегий и учреждении компаний. Английские монархи, начиная с Генриха VII и до Георга III сочли бы, что все это принадлежало к области королевской прерогативы, не относилось к деятельности парламента и вовсе не являлось «законотворчеством». Материалы, относящиеся к царствованию Бурбонов, не слишком интересны. По большей части они провинциальны, им не хватает глубины и значимости законодательства, которое творил английский король–в-парламенте. Они не могут стать эквивалентом английского статутного права. Парламенты внесли незначительный вклад в пра-

1 Bluche F. 1990. P. 130; Mettam R. 1990. P. 48-49.

2 Church W. F. 1969. Louis XIV and Reason of State // Rule J. (ed.) Louis XIVand

the Craft of Kingship. Columbus. P. 371, 401; Bluche F. 1990. P. 128-129.

вовую историю Франции, если не считать 1660–х и 1730–х годов: но эти пики активности связаны исключительно с процессом кодификации. Французские короли не обязательно представляли на рассмотрение ассамблей много законов, но они стремились получить одобрение парламента и постоянно напоминали, что в политических делах оппозиции быть не должно. Однако большую часть законотворчества Бурбонов английские государи действительно сочли бы политическими вопросами. Во Франции законодательством занимались те органы, которые в Англии и близко бы не могли быть допущены к подобным делам.

С юридической точки зрения Англия была смешанной монархией. На протяжении столетий эта официальная теория была полностью совместимой с концепцией абсолютной власти короны. 1В XV веке Фортескью заострил внимание на смешанном характере управления в Англии, но одновременно допускал существование абсолютной власти короля. Хукер защищал сильную абсолютную власть короны, при которой законы принимаются после консультаций с парламентом. Смит добавляет некоторые новые компоненты, но все же описанные им «аристократия» и «демократия» вполне совместимы с абсолютной королевской властью. Славная революция 1688 года не принесла перемен, хотя историки часто повторяют, что суверенитет с этого времени считался принадлежавшим королю–в-парламенте. Это могло быть верным только в отношении законодательного суверенитета, который и так принадлежал ему на протяжении столетий, особенно после разрыва с Римом, когда парламентские статуты определили церковное уложение. Но даже по этому поводу у некоторых — особенно у якобитов и тори — возникали сомнения, поскольку из‑за слишком многочисленных определений законодательный суверенитет короля превращался в юридическую фикцию. Следующая деталь, которую следует добавить к восстанавливаемой нами достоверной картине политической жизни XVIII столетия, — это идея божественного права королей. Утверждения о том, что она потерпела крах после 1688 года, были убедительно опровергнуты Кларком. За пределами академического круга спекуляции Локка, носившие секулярную окраску и содержавшие мысли о контрактном характере отношений между государем и обществом, почти не были известны. До 1780-1790–х годов политическая борьба и использовавшиеся в ней парадигмы и метафоры обязательно касалась темы богоданных прав и обязанностей. Под влиянием идеи божественного права находились многие, кто все еще считал монарха священным законодателем, а парламент — одобряющим наблюдателем. Подобные настроения были признаком эпохи, когда священник–учитель и священ-

» Harriss G. L. 1985. Medieval Doctrines in the Debates of Supply 1610-1629 // Shar‑pe K. (ed.) Faction and Parliament. Methuen. P. 73-103.

ник–магистрат тесно связывали проявления религиозности и существующий политический строй. 1

В Англии смешанная форма законодательного суверенитета была выражена более четко, чем во Франции; более явственной была и монополия короля на суверенитет политический. Акт о престолонаследии 1689 .года сохранил королевские прерогативы неприкосновенными, ограничив их лишь созданием более сложных принципов распределения власти. Иначе говоря, прежние полномочия сохранялись для того, чтобы ограничить проявления парламентского суверенитета. 2Король продолжал назначать министров, объявлять войну и заключать мир, даровать прощение, издавать хартии, инкорпорировать компании, чеканить монету и осуществлять все те функции, которые впоследствии перечислит Блэкстоун. Акты законотворчества — в той форме, как это понимали англичане, — происходили редко. Некоторые государственные деятели георгианской эпохи верили, что однажды неизданных законов уже не останется. Во Франции процесс «законотворчества» занимал больше времени, поскольку охватывал значительную часть государственной политики. Парламенты постоянно анализировали законодательные акты; исключение составляла лишь внешняя политика, но парижский парламент все равно был обязан регистрировать мирные договоры и декларации об объявлении войны. Удивительно, что термин «абсолютизм» используется для описания прерогатив французских королей, хотя в Англии монарх пользовался гораздо большими полномочиями.