Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

После запрета поездки в Москву возник другой проект. Вызвать советского эмиссара для переговоров в Париж.

И Центр вроде бы согласился. Встреча готовилась, оговаривались место, время и прочие детали. Но прямой контакт не состоялся. Как пишет Треппер — из-за осторожности, которую проявила советская сторона. В условленном месте русский представитель не появился. Хотя… действительно ли сорвалась встреча? Кто знает. Единственный источник, сообщающий об этом, — мемуары Треппера. А он в данное время содержался в особняке зондеркоманды, под охраной. И всю информацию узнавал только от Паннвица и Берга. Считали ли они нужным говорить ему всю правду?

Как вспоминал Треппер, «Красная капелла» весной и летом 1943 г. несколько раз получала запросы Центра относительно РОА — «Русской освободительной армии» генерала Власова. Интерес Центра к этим формированиям, как и к химическому оружию, был отнюдь не случайным. Если мы вспомним историю Первой мировой, то увидим, что Германия, когда стало ясно, что сломить противника обычными средствами не получается, применила отравляющие вещества. А потом — отраву идеологическую. Сделала ставку на развал России изнутри с помощью оппозиционных движений. И если уж идти по линии аналогий, то Февральская революция после побед 1916-го в военном отношении имела такие же последствия, как если бы советский тыл взорвался и рухнул где-нибудь после Сталинграда и Курской битвы. Треппер пишет, что о власовцах германское командование и абвер предоставляли сведения очень охотно, тут уж немцы ничего не скрывали и не секретничали. Но очень похоже, что запросы Центра имели и другие последствия…

Впрочем, сперва надо отметить, что проекты идеологического разрушения СССР в Германии действительно существовали. Впоследствии фон Клейст признавал: «Надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России… Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера». И такие надежды имели под собой куда более реальные основания, чем в Первую мировую. Ранее уже отмечалось, что в 1941 г. во многих местах население встречало оккупантов с радостью. Что были случаи, когда бойцы и подразделения не просто сдавались, а переходили к противнику с оружием, желая воевать против коммунистов. В Белоруссии жители начали создавать «народную милицию», в г. Локте Брянской области возникла антисоветская «республика», сформировавшая отряды «Русской освободительной народной армии» (РОНА).

Были и другие примеры. Командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин, герой Смоленского сражения, попавший в плен тяжелораненным и перенесший ампутацию ноги, направил обращение к германскому командованию с предложением создать альтернативное русское правительство, чтобы «бороться против ненавистной большевистской системы». Он писал: «Народ окажется перед лицом необычной ситуации: русские встали на сторону так называемого врага — значит перейти к ним — не измена родине, а только отход от системы… Даже видные советские деятели наверняка задумаются над этим… Вряд ли все руководители — заклятые приверженцы большевизма». Полковник ВВС В. И. Мальцев, успевший посидеть в 1938 г., создал в Ялте 6 добровольческих отрядов, а потом был принят в Люфтваффе и организовал русскую эскадрилью. В Югославии из белоэмигрантов начал формироваться «Охранный корпус» под командованием служившего ранее в царской армии генерала Б. А. Штейфона. В составе корпуса создавались казачьи сотни для отправки на Дон и Кубань. Активное участие в этом приняли белые генералы Краснов, Шкуро, Абрамов. Шкуро, например, говорил: «Мне бы только на Кавказ приехать, там меня каждый знает. Как приеду, сразу весь Кавказ подниму против большевиков».

Но не тут-то было. Никакие русские «союзники» нацистам не требовались. Германская «остполитик» предусматривала не «освобождение» СССР от коммунизма, а прямую колонизацию и последующую «германизацию» захваченных территорий. А в таком случае русские вооруженные формирования становились даже опасными. Ни на какие Дон и Кубань белогвардейские сотни не поехали. Корпус Штейфона (впрочем, в него записалось лишь 2 тыс. человек) оставили в Югославии для борьбы с партизанами, охраны путей сообщения, предприятий и шахт. С существованием «республики» под Брянском временно смирились, чтобы не создавать себе проблем в ближних тылах. Но распространять влияние на соседние районы ей не позволили. А белорусскую «народную милицию» разогнали. Объявили, что если люди хотят бороться с коммунистами и партизанами, пусть идут в полицаи. То есть служат под руководством СС и гестапо.