Николай Никитин - Северная Аврора

было бежать!

Чесноков подошел к диванчику, на котором сидела

Шура.

- Ты только представь себе: рывок вперед на сто двадцать верст! Вот как мы сильны. Вот она, красная Россия! Колчак непрерывно отступает. Скоро ему будет каюк! А наш Айроисайдик мечтал с ним соединиться. Базу его устроить в Архангельске! Все к черту у них полетело.

Шура глядела на Чеснокова широко раскрытыми глазами.

- Ты понимаешь, Шурик, какое впечатление все это произведет на рабочих, когда они узнают истинное положение?..

- Значит, победа?

- Большая... Огромная! Нужно, чтобы об этой победе узнали все рабочие.

В соседней комнате пробили часы. Лицо Чеснокова приняло озабоченное выражение:

- Мне надо уходить. Вот тебе советские газеты. Ознакомься. И напиши листовку о наших победах. Краткую, сильную! Покажешь Максимычу. А потом размножай. От руки, на машинке, на гектографе, как хочешь! Только скорее. Вот пакет.

Он передал Шуре увесистый пакет с газетами.

- Откуда столько?

- Силин ездил на Северо-Двинский фронт... Ну, до свиданья. За листовками к тебе зайдет Греков.

Поручение Чеснокова было выполнено Шурочкой в тот же день. Теперь все в городе представлялось ей иным. Слыша, как женщины смеются в очереди на рынке, видя на улице оживленно разговаривающих рабочих, читая объявления финских контор, приглашавших своих сограждан ехать на родину и записываться на пароходы, Шурочка мысленно твердила себе: "Знают, знают! Теперь уже ждать недолго, теперь уже совсем скоро".

Архангельский порт был забит иностранными пароходами. Днем и ночью шла погрузка. Тревожно гудели сирены. Выйдя из Архангельска, пароходы то и дело садились на мель. Английские и датские капитаны ругали русских лоцманов, которые, по их мнению, забыли фарватер. Лоцманы ссылались на изменчивое и капризное течение Двины, разводили руками, будто не понимая, в чем дело. В порту каждый день случались аварии. Портились и выходили из строя погрузочные механизмы. Соломбальская верфь не справлялась даже, с очередным ремонтом. Почти исправные машины при разборке вдруг оказывались совсем негодными. Портовые буксирные пароходы тонули по неизвестным причинам. Загорались склады с топливом.

Союзная контрразведка деятельно искала виновников участившихся катастроф. Торнхилл называл это поисками "направляющей руки". Но поиски ни к чему не приводили. В Архангельске действовали тысячи рук. Лоцманы, крючники, машинисты, кочегары, механики, грузчики, слесари, матросы, сторожа... Их нельзя было поймать. Они действовали смело, но в то же время осмотрительно и осторожно. Ими руководило только одно желание - во что бы то ни стало остановить тот грабеж, которому подвергалась родная земля. Каждый из них думал только об одном - помочь Красной Армии, облегчить ей победу, приблизить желанный час освобождения от ига интервентов.

В архангельских газетах за подписью полковника Торнхилла было опубликовано следующее предупреждение.

"Все русские, эстонцы, латыши и литовцы, желающие ехать в Либаву или Ригу, должны немедленно получить пропуска в эвакуационном бюро и погрузиться на пароход "Уиллокра". Предупреждаю, что это последний пароход, на котором может получить место гражданское лицо, не находящееся на службе у союзников или у русских властей".

Будто бомба разорвалась в Архангельске.

В тот день, когда Торнхилл опубликовал свое предупреждение, Шурочка пришла на урок к Абросимовым.

Обычно ее встречала горничная, шла вместе с ней в переднюю, помогала ей раздеться. Но сегодня горничной не было. Дверь открыла кухарка Дуня.

- Проводить вас? - спросила она.

Шурочка вошла в переднюю. Из полураскрытых дверей столовой слышались громкие, раздраженные голоса. Шурочка узнала Абросимова и Кыркалова.

Уже по первой фразе ей стало ясно, что в столовой идет какой-то крупный спор.

- Нет-с, почтеннейший! - кричал Абросимов. - Я с вами договаривался на деньги, а не на товары. Вы с Айронсайдом денежками делитесь, а не товарами! Извольте и мне платить проценты наличными деньгами.

- У меня нет денег!

- А что я буду делать с вашими досками? Солить, что ли? Я частное лицо. Мне парохода не дадут! Придут большевики, куда я денусь с этими досками?

- Не придут. Э, милый! Этой осенью и Москва и Питер будут наши!

- Тогда зачем же вы бежите?

- И не думаю бежать. Я еду в Лондон по делам.

- Врете! - завизжал Абросимов. - Бежите с награбленным. Такой же грабитель, как и наши союзнички. Братья-разбойники!