А. Мейкок - История инквизиции

«Слабость Средних веков, – было хорошо сказано, – заключается в четырех вещах. Во-первых, не существовало достаточной организации общественных сил и связей… Во-вторых, не были развиты естественные науки, то есть люди мало знали о свойствах материального мира… В-третьих, было много жестокости, и, в-четвертых, существовал разительный контраст между всемогущей Церковью и слабыми, обладающими множеством недостатков, людьми – будь то миряне или церковники». [14]

Однако выходит, что мы никоим образом не затрагиваем популярную ныне тему об «экономических добродетелях», о которой много говорили в Средние века. Один известный публицист недавно заявил, что «целесообразный, эффективный эгоизм – это высшая форма патриотизма». Подобное изречение всеми средневековыми мыслителями было бы истолковано как аморальное и богохульное. Единство культуры предполагает всеобщее признание единого этического кодекса; обоснованная этическая система, принятая Церковью, считает алчность одним из главных смертных грехов. Короче, алчность – смертный грех, а не основная добродетель, и именно грехом ее считали средневековые мыслители. Таким же грехом считалось и ростовщичество, когда люди наживались на том, что давали деньги взаймы; алхимия, когда странствующие шарлатаны объявляли, что способны превращать все металлы в золото и серебро; бесчисленные жалобы на королей, знать, монашеские общины и даже на пап за вымогательство.

Впрочем, не следует считать, что алчность не была распространена только из-за того, что ее считали одним из семи смертных грехов. Она процветала в самой Церкви, а с XIII века все громче стал звучать хор обличений против ненасытности папской курии. К XV веку папство стало, пожалуй, самым крупным финансовым институтом в Европе, за чем «последовало новое Евангелие – проповедование, только не от святого Марка, а от пометок на серебре». (Это каламбур. Mark по-английски «знак, пометка». – Прим. переводчика.) Данте, как напоминает нам мистер Тоуни, отправляет ростовщиков Каора в ад, в то время как папа дает им титул «особенных сынов Римской Церкви» 1. Кафедральные капитулы давали деньги под очень высокие проценты; священники вовсю занимались ростовщичеством, а архиепископ Нарбонны Иннокентий III и подавно заявил, что вместо сердца у него в груди кошелек. Позднее, в XVI веке, умершего главу дома Фаггеров сочли безгрешным, потому что «добрый католик, граф, он целых шестнадцать лет следил за тем, чтобы его фирма платила 54 %» 2.

Подчеркнув, какую важную роль Католическая церковь и католическая вера играли в цивилизации Средних веков, мы должны кое о чем предупредить читателя. Не следует давать резкую оценку подобным деяниям Церкви, ведь таким образом мы будто предлагаем представить себе Средние века веками страха и религиозного террора. Словно мы хотим, чтобы читатель представил, что целая цивилизация была порабощена некоей неопределенной, неуловимой химерой под названием «Церковь», а ведь ни одному общественному институту за всю историю человечества не удалось достичь ничего подобного, да это и невозможно. Но вот какой приговор вынес, к примеру, Леки:

«Похоже, люди в то время только и думали, что об агонии преисподней. Весь интеллект, весь разум Европы был нацелен на то, чтобы описать его… Не было ни передышки, ни облегчения от страданий, ни надежды. Пытки были самыми изощренными… Эта агония сопровождалась бесконечными криками боли.

Мы можем оценить, с каким усердием католические священники выискивали примеры худшего проявления человеческой жестокости и копались в темных тайниках собственного воображения, чтобы изобретать все новые виды пыток, а потом заявить, что их вдохновлял Создатель. Нам никогда не постичь, как они претворяли в жизнь эти чудовищные идеи. Какое безумие и горе они порождали… Чувство Божественной благодати было утрачено, сама суть естественной религии обратилась в прах… Религия сосредоточилась на одних священниках, которые поддерживали религиозность одним запугиванием». [15]

В настоящее время трудно представить эту картину мрачных средневековых времен, когда простой и доверчивой цивилизацией управляли честолюбивые, фанатичные священники. Больше того, правда состоит в том, что многие великие мужчины тех времен были священнослужителями, а женщины – монахинями. Однако нельзя не обратить внимание и на таких объятых ужасом трусов, как Симон де Монфор, святой Людовик IX, Филипп Август, Данте, Джотто, Симабю, Гадди, королева Кастилии Бланш, Элеонора Гюйеннская, король Англии Генрих V, Вильям Лорисский, Жан де Мейн, святую Елизавету Венгерскую, не говоря уже об остальных. А что сказать о беспутном трубадуре Фальке Тулузском, который так испугался угроз священников, что с перепугу вступил в их число и стал впоследствии епископом Тулузским? Можно подумать, что у историков XIX века явно не хватало того, что можно было бы назвать историческим чувством юмора. А с точки зрения исторического юмора (я имею в виду не способность смеяться над людьми прошлого, а способность понять их) можно утверждать, что люди прошлого сами смеялись бы над историками, будь у них такая возможность.