Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

В 1922 году после возвращения в Кремль, Ленин хотел спровоцировать Сталина на дискуссию (по формально важным, но по существу второстепенным вопросам в условиях партийного централизма), чтобы в ходе ее уничтожить генсека. Ленин полагал навязать Сталину дискуссию о внешнеторговой политике, потом об автономизации точно так же, как в свое время навязал дискуссию о профсоюзах Троцкому. Но Сталин вполне усвоил методику Ленина и умело уходил от его провокаций, послушно признавая правоту линии вождя и уступая по спорным вопросам. Внешне отступив, Сталин выиграл у своего гениального учителя весь этот год по всем важнейшим позициям.

Сталин полностью признал монополию внешней торговли. В полной мере мы лишь только сейчас можем оценить то, чем в 1922 году явилась бы отмена государственной монополии внешней торговли. Это был бы уже не нэп, а иная политика, далеко выходившая за рамки только экономического либерализма. 1922-й год — это нескончаемая вереница кампаний ЦК (или при поддержке ЦК) по искоренению бюрократический явлений в аппарате, борьбе с взятками, укреплению и очищению органов ГПУ, милиции. Акцент внимания Секретариата Цека делался на совершенствовании структуры и работы государственных учреждений. По идее Ленину не за что было быть недовольным сталинским аппаратом, его работа строилась в русле ленинских раздумий о борьбе с бюрократизмом. Для самого Сталина треволнения и напряжение этого года не прошли бесследно. В августе у него резко ухудшилось самочувствие, поэтому Секретариат постановил ограничить его приемный график двумя днями в неделю и обязал больше времени проводить за городом, на даче.

Всемогущее и несокрушимое, абсолютное в своей власти над обществом, государство стало реальным воплощением, материализацией революционных идей Ленина, его «альтер эго». Ленин всматривался в это и не хотел узнавать себя в его бюрократических чертах. Бесконечные ругательства по адресу частного понятия «бюрократизм» прикрывали растерянность и недовольство в отношении всей системы в целом. Вопиющее противоречие реальности и того идеального, чем в свое время его увлекли постулаты «научного коммунизма», заставляло Ленина задумываться о принципах, обращало к рефлексии, до которой не было времени в горячке повседневной работы. Ход и направление некоторых раздумий вождя отразились в его замечаниях по поводу известной книги Н.Н. Суханова о революции.

Социалистические оппоненты Ленина, которым большевистская чрезвычайка всегда стремилась отвести достаточно досужего времени для теоретических раздумий, не отказываясь от революционной идеи, часто говорили, что Россия еще не достигла такого уровня развития производительных сил и общей культуры, при которых возможен переход к чаемым общественным принципам. Возражая этому, Ленин писал: почему же нельзя начать с завоевания власти и далее уже на этой основе осознанно двинуться догонять другие народы? [389] Заметки на книгу Суханова из-за тысячи деталей и фактов революционной и государственной биографии Ленина приоткрывают фундаментальную концепцию его жизни. А именно: созданная им партия, представляющая «диктатуру пролетариата», является собранием всего лучшего и наиболее сознательного, что есть в пролетариате. Этой партии открыта вся истина, она одна знает, что лучше делать во имя пролетариата и человечества в целом. Этой партии естественно должна принадлежать власть.

Подобная логика способна породить самые разнообразные размышления, начиная с припоминания философских принципов относительности человеческого знания и заканчивая соображениями о недостатках дореволюционного университетского экстерната. Нехитрая идеология, нашедшая отражение в ленинских заметках по поводу Суханова, как две капли воды напоминает идеологию просвещенного абсолютизма, согласно которой одному человеку, монарху, дано видеть то, что лежит в подлинных интересах темного народа.

Как идеи эпохи Просвещения в XVIII веке парадоксальным образом могли превратиться в философское обоснование незыблемости самодержавия и крепостничества, так и научный коммунизм в XX веке лег в основу системы государственного абсолютизма. Почему-то роковым образом получается так, что торжество науки и гуманитарной мысли непременно соседствует с пугачевщиной и плахой палача или, в модернизированном варианте, с революционной стихией и чекистским застенком. Российское государство уже не раз до Ленина «догоняло» другие народы и, надо сказать, успешно, правда, ценой злейшего крепостнического гнета над своим народом.