Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Дипломатия растворилась в кризисе. На заседании Оргбюро ЦК 15 августа возник вопрос о характере публикаций Агитроста. Дело в том, что редактор Агитроста тов. Меньшов 12 августа в № 16 поместил свой материал под названием «Бей, губи их злодеев проклятых», который весь состоял из заклинаний: «С этими господами нельзя ограничиваться концентрационным лагерем. Тут уже нужны не суровые и энергичные, а жестокие меры. Да, жестокие! Самые что ни на есть жестокие. Расстрел на месте, без суда и следствия. Смерть на месте. Полное уничтожение. Полное и окончательное истребление. Нельзя останавливаться перед самыми крайними, самыми кровопролитными мерами. Жалость ни на минуту не должна закрасться в вашу душу. Массовое убийство! Массовое истребление! Десятками, сотнями, тысячами! Истреблять, уничтожать, бить, губить, резать!.. Каждый день устраивайте на них облавы. Хватайте и тут же на месте казните. Не зовите милицию или чеку — убивайте сами. Не бойтесь: вам ничего за это, кроме благодарности и награды не будет…»

Что вызвало у ответственного работника печати такой всплеск ярости и ностальгии по массовому террору? Кто эти несчастные, приговоренные к мучительной смерти безжалостным пером журналиста? «Они — проклятые злодеи, изверги, чудовища. Да, они изверги и чудовища, эти тихие, безобидные, невинные создания. Они разносят по всей Руси Советской заразу. Они разносят холеру. Я говорю о мухах. О самых обыкновенных комнатных мухах». Речь, конечно, шла не о насекомых. Красный Эзоп сравнил с мухами тех, кто злоречит по поводу власти, отравляет общественную атмосферу, разносит антисоветскую заразу. Правда, неясно, к кому обращал свои призывы новоявленный «друг народа», поскольку причин для злоречия было предостаточно у всех. Где был социальный адрес «мушиного» рассадника? Терпели бедствие все (возможно кроме делегатов III конгресса Коминтерна). Именно в это время начали умирать и даже не тысячами, а миллионами поволжские крестьяне. В таких условиях Оргбюро распорядилось по-своему. Выпуск Агитроста был временно приостановлен, а лишившийся душевного равновесия редактор был уволен с должности [165].

Деятельность аппарата Цека партии в этот период была отмечена серией циркуляров за подписью секретарей ЦК, гласивших о том, что новый курс еще не усвоен партийными кадрами и основы новой экономической политики не разъяснены партийным массам. Однако на местах философски смотрели на этот продукт жизнедеятельности центрального партийного аппарата, поскольку усваивать и разъяснять пока что было нечего. Политика партии находилась в фазе становления, точнее отступления. «Разъясняли» в мае, «усваивали» в августе, а в октябре вновь состоялась кардинальная корректировка курса, еще один шаг к отступлению. И вновь в партийных организациях от столицы до глухой провинции разгорались дискуссии.

Как явствует из письма на имя Ленина от комиссара одного из санаториев Северного Кавказа, осенью 1921 года партийцам, поправлявшим расшатанное здоровье на горных курортах, было не до своего туберкулеза. Комиссар сообщал о бурных дискуссиях среди отдыхающих, представлявших собою почти всю географию республики, и о своем весьма резком публичном разговоре с одним авторитетным партийцем со стажем с 1905 года, который заявлял, что товарищ Ленин «очень поправел», но истинные коммунисты должны проводить идею коммунизма как они ее понимают, а «не то что нам будет писать тов. Ленин». Дескать, скоро будет партийная чистка и всех поправевших ленинцев следует вычистить из партии и на вопрос из зала: «А Ленина тоже вычистите?» — партиец со стажем вызывающе ответил: «А что же?» [166]

Этот сюжет с письмом имел продолжение. Чрезмерно идейными курортниками заинтересовались в Секретариате. По его заданию специальная комиссия просеяла контингент в кисловодской здравнице и пришла к выводу, что 71 % отдыхающих — из буржуазной интеллигенции и только 29 % — из рабочих, крестьян и так называемой «интеллигенции пролетарской» [167]. В результате появилось постановление ЦК о введении института политкомиссаров и организации политического контроля и политработы в лечебно-санаторных учреждениях Наркомздрава [168].

Что тут говорить о записных крикунах. В Контрольную комиссию Цека с жалобой обратился коммунист Баранов, командированный для работы среди глухонемых Самарской губернии. Его плохо встретили в губкоме и отказали в утверждении на должность политкомиссара глухонемых Самары. Между тем, сообщал Баранов, в работе глухонемых членов партии «раздоры и несогласия» и большое непонимание ими программы РКП(б) [169]. Можно представить, какими энергичными были жесты глухонемых, какой ветер поднимался этими спорщиками на своих безмолвных собраниях при обсуждении положения в партии и последних постановлений руководства.