В трех километрах к востоку от Мардина находится монастырь Св. Анании, который служил подворьем Сирийской ортодоксальной патриархии с перерывами с 1166-го по 1923 г. Он расположен у подножия горы, которая, подобно швейцарскому эмментальскому сыру, вся изрыта катакомбами и пещерами — делом рук отшельников, которые удалялись от мира. Особенно строгие аскеты просили заложить вход каменными стенами на долгие годы, а порой и на всю жизнь. Послушники из близлежащего монастыря передавали им воду и скудную пищу через маленькую отдушину. Если миска отшельника оставалась нетронутой в течение 40 дней, его считали умершим и разрушали стену. Это как будто заранее добровольно выбрать себе могилу — обычай, который был также широко распространен в буддистском Тибете вплоть до вторжения Китая в 1950 г. Эти отшельники и подарили Тур-Абдину его имя.
Я был заинтригован тем, что христиане практиковали обычай, который у меня всегда ассоциировался с буддистскими монахами. Я спросил Ибрагима Тюр-кера, хрупкого с виду монастырского настоятеля, что он думает об отшельниках.
— Эти отшельники восприняли веление Иисуса — покинуть все и вся и следовать за ним — буквально. Так же как Иисус добровольно принял свою смерть и был похоронен, чтобы воскреснуть на третий день, они желали ускорить собственную смерть, поэтому и просили замуровать себя.
Затем я посетил подземную гробницу монастыря и обнаружил в семи комнатах-склепах трех патриархов Сирийской ортодоксальной церкви и четырех архиепископов, покоящихся сидя на тронах в полном облачении. Этот обычай также схож с обычаем в тибетском буддизме, когда высокопоставленных церковных сановников после кончины бальзамируют и хоронят в сидячем положении в часовне, а в некоторых случаях даже «выставляют» за стеклянной панелью. В 1928 г. Дж. Ф. Рок, американец австрийского происхождения, посетил правителя-монаха княжества Мули в Юго-Восточном Тибете.
Каждый день меня приглашали обедать с правителем. В дальнем конце продолговатого зала на возвышении была позолоченная, в полный рост, статуя, представляющая сидящего Будду. В этой фигуре, однако, чувствовалась какая-то странность. Правитель заметил, что я часто поглядывал с любопытством на позолоченную статую, и сказал: «Это мой дядя. Он умер шестьдесят лет назад. Мне подарили формулу состава для приготовления тела » [9] S.B. Sutton. In China’s Border Provinces (1974), p. 164.
.
В могильном склепе монастыря меня охватило такое же чувство, как в римских катакомбах, — будто я стою на пороге двух миров: позади был мир живых, а передо мной — мир мертвых. Отшельники, замурованные в своих пещерах, должно быть, переживали схожие ощущения.
Над Мидьятом, расположенным в 50 км дальше на восток, нависла напряженная тишина: КРП угрожала возобновить свои партизанские вылазки. Военные джипы и бронированные автомобили разъезжали по узким улочкам курдского квартала, а с 10 часов вечера был введен комендантский час. Я понял, что оказался нежеланным гостем: немногочисленные отели Ми-дьята отказались принять меня, хоть явно пустовали. Я раздумывал, что же делать, когда какой-то юноша подошел ко мне и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Оказалось, Салим, молодой турок, учился в Берлине, а потом вернулся в Мидьят.
— Отели неохотно принимают иностранных туристов из-за давления властей, — пояснил он. — Недавно то ли служащие немецкого посольства, проверяющие обоснованность просьб о предоставлении политического убежища, то ли активисты борьбы за права человека останавливались в Мидьяте под видом туристов — и заставили власти понервничать. Но я вам помогу: один мой родственник — владелец отеля.
Вскоре я стал единственным постояльцем трехэтажного пансиона.
Встреча с Салимом была настоящей удачей. В последующие недели он водил меня по десяткам храмов и монастырей Сирийской ортодоксальной церкви, разбросанным в бесплодных окрестностях Мидьята. В некоторых монастырях, случалось, служил единственный монах; большинство из них вернулись из изгнания в родные места совсем недавно, после объявления о прекращении огня. Многие не только заботились о крохотных христианских общинах, составлявших их паству, но и работали каменщиками, пытаясь самостоятельно чинить строения, находившиеся в наиболее плачевном состоянии. Другие же монастыри, как и многие сельские церкви, закрыты, а то и используются как загоны для скота; их облик отличает мужественная красота обветшалых руин.
Читать дальше