Павленко Иванович - Петр Первый и его время

Согласно сведениям Кантемира, переданным Шереметеву, на Дунае находилось около 40 тыс. османов и какое-то количество крымских татар. Кантемир полагал, что дней через десять количество османов достигнет 50 тыс. человек. Эту цифру называли ' в письмах адмиралу Апраксину от 30 июня сразу два корреспондента: Головкин и Шафиров.

Шереметев располагал и другими сведениями. Два «шпига», направленные в Бендеры «для проведывания тамошнего состояния и взятья подлинной ведомости о турках и татарах», в рас-, спросных речах 28 июня показали, что в распоряжении везира находилось «тысяч с двести» турок и татар. Правда, оба лазутчика тут же добавили, что «подлинно про то они не знают для того, что сами там не были». Они поручились за точность сведений о событиях в Бендерах, которые сами наблюдали. Видимо, поэтому сообщениям «шпигов» не придали должного значения.

Итак, ни царь, ни фельдмаршал не располагали точными сведениями о численности неприятеля. Относительно планов османского везира и боевого духа его армии у русского командования тоже были смутные представления. Вице-канцлер Петр Павлович Щафиров, сопровождавший царя постоянно, был человеком в высшей степени осведомленным. Он писал адмиралу w Апраксину: «О неприятеле имеем ведомость, что хотя великий везир с несколькими войсками к Дунаю пришел и по сю сторону Дуная транжамент сделал и некоторую инфантерию осадил, но перейдет ли сюда со всею своею армиею и будет ли при сближении войск его царского величества стоять (хотя многие в том зело сомневаются), о том время явит». Этими сведениями Шафиров располагал на 18 июня.

В уши царя и его главнокомандующего со всех сторон жужжали о страхе османов перед русскими войсками. Долгорукий в донесении царю от 30 мая 1711 г. писал, что взятые в плен османские шпионы сказывали, что «турки не имеют куражу и сами себе пророчествуют гибель».

Войска Шереметева, подошедшие к Пруту, представляли не всю армию, находившуюся в походе, а примерно ее третью часть. Две дивизии^ а также оба гвардейские полка, сопровождавшие царя, вследствие затруднений с продовольствием и фуражом, находились в разных местах. Соединиться в единый кулак их заставили сведения, полученные 7 июля, о том, что османские войска находятся в шести милях от лагеря Шереметева и что конница крымских татар во главе с ханом уже соединилась с османами. Тогда последовала команда всем дивизиям подойти к лагерю Шереметева.

В воскресенье, 8 июля, пленный татарин сообщил, что везирь (командующий османскими войсками. — Я. Я.) наметил сражение на 10 июля. В тот же день стала известна численность неприятельских войск —140 тысяч человек, в то время как в русской армии едва насчитывалось 40 тысяч.

Сражение, однако, началось не 10, а 8 июля. С высот, окружавших русский лагерь, казалось, что достаточно небольших усилий и этот лагерь станет добычей их, янычар и татар.

Сражение в общей сложности продолжалось 36 часов — весь день 8 июля — и возобновилось вечером после двухчасового перерыва. Бывали моменты, когда османы вплотную подступали к рогаткам и, казалось, были близки к тому, чтобы смять русский лагерь, благо их было почти вчетверо больше, чем русских. Однако губительный огонь артиллерии охлаждал пыл янычар и татар.

Ранним утром 10 июля по повелению Петра из Посольской канцелярии в османский лагерь был отправлен парламентер, но ответа не последовало. Затем в расположение неприятеля отбыл дипломат Петр Павлович Шафиров. Одновременно, в русском лагере, на тот случай, если везирь откажется от переговоров, шла лихорадочная подготовка к генеральному сражению.

Шафиров поначалу донес, что османы не склонны к перемирию, но затем сообщил о начале переговоров. Он уполномочен был царем ради заключения мира вернуть все завоеванные территории не только османам, но и шведам. Более того, царь готов был уступить шведам даже Псков, а «буде же того мало, то отдать и иные провинции».

11 июля — едва ли не кульминационный день Прутской эпопеи. В обоих лагерях не раздалось ни единого выстрела. Но эта тишина была обманчивой. За ней скрывалось напряженное ожидание результатов переговоров и столь же напряженная подготовка к выходу из мышеловки, в которой оказались русские войска. Шафиров получил новые указания Петра: «ежели подлинно будут говорить о мире, то ставь с ними на все, кроме шклав-ства» (рабства. — Н. П.).

Сколь беспокойной и нервной была обстановка в русском лагере, свидетельствует то обстоятельство, что 1Г июля состоялось два военных совета. На первом из них было решено: если неприятель потребует сдачи в плен, то это требование отклонить и двинуться на прорыв кольца блокады. Второе заседание совета наметило конкретный план выхода из окружения: было решено освободиться от всего лишнего, стеснявшего мобильность армии, «за скудостию пулек сечь железо на дробь», «лошадей артиллерийских добрых взять с собою, а худых не токмо артиллерийских, но и всех — побить и мяса наварить или напечь», наличный провиант поделить поровну.