Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

Эти документы, разумеется, чрезвычайно важны, ибо без них мы располагали бы лишь ничтожным количеством исторической информации. Вместе с тем невелика цена любым утверждениям, любым выводам, относящимся к прошлым мирам, если они не принимают во внимание чрезвычайную субъективность и узость интеллектуального подхода, присущего любому письменному свидетельству — литературному, юридическому или иному. Историк, полностью осознающий характер технологии, при помощи которой он восстанавливает нарративы прошлого, должен иметь в виду, что не сумеет при ее посредстве точно установить, что чувствовали и думали простые крестьяне, составлявшие молчаливое большинство всех обществ прошлого, большинство, не оставившее после себя письменных памятников. В самом деле, каждое племя, каждая деревня, каждая окруженная горами долина порождали собственный, отличный от других диалект. Члены кочевых племен, как и оседлые крестьяне, располагавшие лишь весьма ограниченными средствами коммуникаций, не имевшие даже базисных представлений о чтении и письме, не нуждались в сложном, развитом литературном лексиконе, чтобы пасти стада, обрабатывать землю, рожать детей и отправлять религиозные культы. Межличностные контакты в аграрном мире были в огромной степени совершенно непосредственными и базировались на жестах и интонациях, а не на абстрактных метапонятиях, разработанных немногочисленными интеллектуалами, создавшими письменные тексты, часть которых дошла до наших дней.

Придворные писцы, философы, жрецы и священники, функционировавшие в своеобразном культурном и социальном симбиозе с земельной аристократией, зажиточными городскими классами и военной верхушкой, оставили после себя массу информации. Проблема состоит в том, что историки слишком часто воспринимают эту информацию как открытый банк данных, не требующих аналитического разбора, кладезь знаний общего характера, адекватно описывающих концептуальные механизмы и основные обычаи, присущие древнему обществу в целом. Отсюда и берется постоянное, сбивающее с толку использование таких терминов, как «раса», «этнос», «народ», «нация», «переселение народов», «изгнание народов» и «национальное государство», неряшливо и без разбору практикуемое в отношении досовременных обществ.

Любой исторический нарратив является пленником пестрого лабиринта письменных памятников. При этом осторожный исследователь хорошо знает, что обязан передвигаться в текстуальном лабиринте с величайшей опасливостью, как если бы пытался продернуть нитку через тонкое игольное ушко. Научный успех не должен порождать иллюзий — исследователю следует сознавать, что его работа является почти исключительно освоением исторических «продуктов», созданных малочисленной элитой. Иными словами, он лишь едва касается огромного человеческого ледника, увы, давно растаявшего, жизнь и сознание которого никогда не будут полностью реконструированы. «Первоисточники» сходны со световыми конусами, излучаемыми включенными прожекторами; эти конусы освещают лишь незначительную часть окружающего пространства и, самое главное, оставляют в тени и темноте все, что отделено от прожектора даже самыми незначительными препятствиями.

Эта короткая глава коснется некоторых древних присредиземноморских текстов, а затем слегка углубится в важные и хорошо известные европейские сочинения. К сожалению, мои рассуждения будут на сей раз катастрофически европоцентристскими; признаюсь сразу: прискорбная узость подхода не является в данном случае следствием идеологии автора — она порождена исключительно ограниченностью его исследовательских возможностей.

Начну с того, что термин «родина» в древних присредиземноморских культурах встречается уже в чрезвычайно ранних произведениях. Когда великий Гомер упоминает в «Илиаде» страну, где родился тот или иной герой, он всякий раз употребляет термин «патрида» (πατρίδα). Этим же термином он обозначает место, о котором тоскуют воины, находящиеся в походах или сражающиеся в далеких краях. На любимой родине всегда находятся жена, дети, родители и вся остальная семья. Она, по существу, идиллический дом, куда возвращаются мифологические герои, невзирая на незаурядные мужество и терпение, все же подверженные усталости. Родина — это, кроме того, священное место, в котором непременно похоронены предки [102].

Приблизительно тремястами годами позже Эсхил в «Персах», первой трагедии, дошедшей до наших дней, пламенно описал знаменитую морскую битву при Саламине, в которой (в 480 году до н. э.) флот коалиции греческих городов сразился с персидским флотом. Эсхил вложил в уста своих героев следующий клич: