Андрей Андреев - Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Если странствия Данилевского и Милорадовичей дают пример длительного развития успешной учебы в различных университетах, то история Максима Невзорова и Василия Колокольникова, напротив, показывает нам смутные метания по Европе с трагическим финалом.

Два уже немолодых студента (Колокольникову было тридцать лет, а Невзорову — двадцать шесть) были командированы Московским университетом в 1788 г. для усовершенствования в медицинских науках. Оба они уже многие годы, с момента своего поступления в Московский университет, были связаны с масонским кружком Н. И. Новикова и находились под сильным влиянием одного из его идейных руководителей — И. В. Лопухина, который непосредственно и руководил финансированием поездки и самим ее ходом. Поэтому неудивительно, что на студентов были возложены определенные масонские поручения: в том числе, в связи с учебой им надлежало «подготовиться для лабораторных орденских работ» (как известно, в последние годы существования кружка Новикова в нем подогревался особый интерес к алхимии и поискам философского камня).

Учеба в Лейденском университете, куда Невзоров и Колокольников прибыли осенью 1788 г., началась успешно: за два года они прошли все необходимые им курсы и оба защитили диссертации на степень доктора медицины. 8 ноября 1790 г. они по совету Лопухина выехали из Лейдена в Швейцарию, где хотели «упражняться в повивальном искусстве», и в середине ноября, поднимаясь вверх по Рейну, достигли Страсбурга. Здесь они встретили двух студентов, присланных в Страсбургский университет для обучения медицине (одного из них они называют в письме — это уже упомянутый выше Григорий Иванович Базилевич, а другим, судя по матрикулам, был Лев Максимович Амбодик). Со слов Базилевича, Невзоров и Колокольников заключили, что в Швейцарии не найдут «ничего, служащего к усовершенствованию в медицине», и отказались от намерения ехать туда. Перед ними встал выбор дальнейшего пути: можно было или остаться в Страсбурге, чтобы слушать здесь университетские лекции (однако наши студенты жаловались на отсутствие здесь в зимнем семестре полезных для них курсов), или переехать в другой немецкий университет, из которых предпочтительнее всего был Гёттинген, или, наконец, отправиться в Париж, что казалось им хоть и опасным, но очень привлекательным. Действительно, очутившись на территории Франции, Невзоров и Колокольников сразу почувствовали особую атмосферу разворачивающихся в стране революционных событий. Как вспоминал позднее Невзоров, в Страсбурге «многие тамошние жители и даже бывшие там русские путешественники» приглашали их посетить «патриотическое общество», т. е. политический клуб, возникший здесь по примеру Парижа. Наши студенты на это не согласились, но, тем не менее, несомненное желание увидеть своими глазами меняющуюся жизнь Франции влекло их в ее столицу. Обращаясь с письмом к И. В. Лопухину, 20 ноября 1790 г. они сообщили о своем решении выехать в Париж, где, как они писали, у них появятся новые возможности для обучения медицине. Однако уже через два дня настроение студентов изменилось на противоположное, и верх взял «дух беспокойства»: вопреки заверениям друзей они начали опасаться за свою «безопасность» и в приписке к тому же письму уведомили Лопухина, что немедленно покидают Францию и едут в Гёттинген [414] Русская старина. 1896. № и. С. 321–323. .

4 декабря 1790 г. Невзоров и Колокольников прибыли в Гёттинген, где принялись слушать лекции по естественной истории на медицинском факультете. Весной 1791 г. Колокольников из Гёттингена вновь вернулся в Лейден «для дослушания некоторых лекций», оставив Невзорова одного.

У последнего же в это время началась лихорадка, следствием которой явилось тяжелое психическое расстройство. В июне 1791 г., когда к Невзорову в Гёттинген вернулся Колокольников, он нашел друга в состоянии глубочайшей депрессии и страха (тот боялся быть отправленным). В это время Невзоров погрузился в чтение книг нравственно-богословского содержания, автором которых был немецкий мистик И. Г. Юнг-Штиллинг. К концу года его состояние настолько ухудшилось, что Колокольников счел необходимым везти друга на родину [415] Там же. С. 336–337, З60—361. .

В феврале 1792 г. они вместе пересекли границу Российской империи в Риге и почти сразу же после этого были арестованы. Правительство знало из перлюстрированных писем об их принадлежности к масонам, и на родине были уверены, что двое студентов-скитальцев ездили в Париж и были «из русских в числе депутатов во французское Национальное собрание с поздравлением французов с революционными их предприятиями» [416] Попов А. Н. Новые документы по делу Новикова // Сборник РИО. Т. 2. // с. 137–139. . В марте 1792 г. обоих арестованных привезли в Петербург, где первоначально поместили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. На допросах следователей интересовали их связи с европейским масонством, причем одновременно в Москве был арестован Новиков, а дело приобретало широкий размах борьбы с «заговором мартинистов». Интересно, что Невзоров, апеллируя к известному ему по европейским университетам принципу «академической свободы», говорил, что будет давать показания только в присутствии представителей Московского университета, и, действительно, его несколько раз возили на допрос во дворец престарелого куратора И. И. Шувалова. После допросов Невзорова и Колокольникова поместили в Обуховскую больницу, в специальное отделение для умалишенных, и Колокольников там умер. Невзоров же пробыл в больнице четыре года до воцарения Павла I, который, став императором, не только простил всех участников этого дела, но и лично несколько раз навещал Невзорова, которого затем отпустили на свободу и определили на службу в канцелярию Московского университета. При университете он служил еще двадцать лет, отличаясь своей убежденной приверженностью к масонским идеалам, ролью «светского проповедника». Отчасти эта роль отразилась на страницах издаваемого Невзоровым в течение ряда лет журнала «Друг юношества».